Между ним и немцем не было сказано и двух слов вне заказа, но установились необыкновенно тёплые отношения. Постоялец смотрел на него неизменно ласковым взглядом и не забывал запускать руку в бездонную пропасть своего портмоне.
И вот однажды благодетель заболел. Михаэль сразу почувствовал неладное, не обнаружив его за столиком, когда настало время для вечерней кружки пива. Он поднялся в комнату немца, чтобы спросить, не угодно ли тому выпить пиво и съесть сосиски, не спускаясь в бар-ресторан.
Дверь была приоткрыта. Михаэль вошёл в номер и обнаружил, что его постоянный клиент без движения лежит в кровати. Но нет, он был ещё жив! Парень встретился с немцем глазами. Тот, казалось, о чём-то молит его, но оставался нем, парализован.
Официант покинул номер и доложил о проблеме старшему администратору…
Утром стало известно, что немец скончался. Глубокая печаль вошла в сердце Михаэля. Дома матушка стала расспрашивать его о том, что случилось. Когда парень рассказал о смерти постояльца и заплакал, женщина нежно погладила его по голове.
– Плачь громче, мой бедный Михаэль, – с невыносимой грустью сказала она. – Такого щедрого клиента у тебя больше никогда не будет. Знай, мой мальчик, это и был твой отец.
Максим Егоркин никогда и никому не давал на чай. В молодости он сильно бедствовал и помнил об этом постоянно. Многие считали его отпетым скрягой, но на самом деле он был всего лишь благоразумен. Очень уж хорошо знал, каким потом и кровью достаётся трудовая копейка.
Поскольку Егоркин повсюду брал сдачу, карманы его костюма были полны мальтийскими монетами, которые мешали при ходьбе, звенели и как-то приземляли.
Не жалел он денег лишь на проститутку Даниэлу, выступавшую на арене своей древнейшей профессии под псевдонимом Дюймовочка, – всегда подбрасывал ей пару лир на заколки сверх уговора.
Даниэла была невысокой и быстроглазой брюнеткой с впечатляющим бюстом, которому могла бы позавидовать Софи Марсо (о её существовании, впрочем, проститутка не знала).
Помимо неоспоримых внешних достоинств девушка сохраняла подвижность и весёлый нрав в любое время суток и при любом количестве выпитого алкоголя. И к тому же любила поговорить о русской литературе. Да, такую красотку ещё поискать!
Егоркин был без ума от этой красавицы, вызванивал её снова и снова. В конце концов попросил работать на него эксклюзивно, оставив других клиентов в покое. Нельзя было забывать, как у биржуинов буквально повсюду непростительно зверствует СПИД.
Пролетарский писатель вообще любил постоянство, это было свойственно его цельной натуре. И ему вполне хватало Дани.
«Странно, что есть люди, которые коллекционируют женщин, меняя их как перчатки. Вещизм какой-то, честное слово! Страсть к коллекционированию вообще следует считать пороком, а замеченных в оном лечить или расстреливать», – неспешно думал Максим, прогуливаясь с девушкой по улицам Сент-Джулианса.
Среди пламенных революционеров страсть к коллекционированию была повальной. Ильич, к примеру, собирал заграничные паспорта. Кржижановский – баночки из-под пива. Луначарский протирал очки, рассматривая залежи марок, конфискованных у биржуинов. Модест Оладушкин увлечённо складировал зубные протезы своих оппонентов. Если кому-то из соратников приходилось менять квартиру, коллекцию вывозили грузовиками (так было, к примеру, при переезде Дзержинского, который увлекался фаянсовыми статуэтками).
Проходя мимо сувенирной лавочки, Егоркин невольно вскрикнул: прямо в витрине был выставлен мальтийский карликовый бегемот, отлитый из бронзы, с добродушным и в то же время философским выражением рыла.
– Максим, что-то случилось? – удивилась Дани.
– Ничего такого, милая, забудь, – ответил писатель. – Я на минутку. Сейчас вернусь… Тебе вряд ли это будет интересно…
Он ворвался в магазин, оставив удивлённую девушку за дверью.
«На этот раз не буду торговаться! – твёрдо пообещал себе Максим. – Такого красавца я возьму за любую разумную сумму!»
Сорокапятилетний начальник отдела передовых технологий Лакмусов из-за своей плеши производил впечатление порочного человека. Так оно и было: злодей коллекционировал марки и всё свободное время торчал в клубе филателистов.
В мае в клуб пожаловала Оля. От отца ей досталась пара альбомов с марками, которые она собиралась пристроить. Лакмусов уже не раз грел руки на таких коллекциях, скупая их за бесценок: марки, не имеющие почтового штампа, разумеется, тут же падали в цене, а погашенные вообще объявлялись чуть ли не вне закона.
Читать дальше