Владислав Терещенко - Сударь Благие Намерения

Увидев все это, Роговский подхватил Невельского под руку, отвел в сторону и шепнул:

– Геннадий Иванович, надо спасать положение. Они оба здесь оказались из-за дуэли, на которой стрелялись.

В это момент Гуревич прервал молчание:

– Вижу, вы оправились, сударь?

– Вашими молитвами и велением судьбы, – с сарказмом ответил Сергей.

– Полноте, – в тон ему продолжал нынешний комендант Лазарева. – Я не ваша матушка, чтобы молиться. А если бы даже и молился, то за упокой вашего развратного братца, Сударь Благие Намерения.

– Матушка моя померла давно. Вам не надо поминать ее всуе. А в остальном… Желаете повторить? – с вызовом спросил Сергей.

– Насчет матушки простите. А насчет повторить – не время. Но память у меня долгая, не сомневайтесь, – холодно произнес Гуревич.

Вернувшийся с Роговским Невельской заговорил, будто ничего не произошло:

– Господа… Господа, простите, что прерываю, однако время не ждет.

Далее он обратился непосредственно к Гуревичу:

– Так мы договорились насчет сопровождения?

Роговский подошел к Сергею и нарочито громко заговорил:

– Не откажите в любезности. У меня есть копия португальской лоции акватории Хоккайдо. Не поможете ли разобраться?

Не понимая, зачем капитан обратился к нему, Сергей начал было нерешительно:

– Но…

Роман Сильвестрович его прервал:

– Я настаиваю.

– Хорошо, но я не силен в португальском, а в лоциях разбираюсь не более козы во французском вине.

– Ну вот и славно! – радостно проговорил Роговский и, обняв Сергея за плечи по-отечески, повел его к лодкам.

Как только они вышли за ворота поселения, обнесенного частоколом, Сергей вдруг остановился.

– Постойте… Гуревич – ваш родственник, насколько я помню? И вы меня увели, чтобы мы не поссорились? – он посмотрел на пожилого капитана.

– Судьба его уже наказала, – со вздохом проговорил тот. – Да и вас тоже, насколько я понимаю. Поэтому, от греха подальше, я попрошу отправиться на судно и не сходить с него до следующего порта.

– Я не ваш подчиненный, – с вызовом проговорил Сергей.

– Это просьба, – мягко настаивал Роман Сильвестрович.

Сергей уже и сам хотел уйти от этого ставшего неприятным ему места. Он повернулся и в сопровождении капитана пошел к берегу.

Гуревич провожал их тяжелым взглядом.

– Ну как? – спросил его Невельской.

Гуревич, не отрывая взгляда от фигуры уходящего Лисицина, произнес:

– Проходите в избу. Сопровождающие там ждут.

– Благодарю, – радостно сказал Геннадий Иванович и буквально взлетел по ступенькам крыльца.

Мимо открытых ворот прошел с виду охотник из местных, однако по раскосым глазам несложно было определить, что это китаец-манчьжур. Он повернулся, глянул на коменданта и пошел дальше. Гуревич осторожно посмотрел по сторонам – не видит ли кто, и двинулся следом.

Когда он вышел за ворота, китаец уже сидел на большом камне метрах в тридцати от частокола. Он молча, будто статуя, не шевелясь, смотрел на стоящие суда. На коленях у него лежало охотничье ружье.

Гуревич пошел медленно, будто гуляя. Поднял с земли какой-то камешек. Рассмотрел его и откинул в сторону. Потом остановился, достал кисет и трубку. Набил ее табаком, раскурил и не спеша подошел к сидящему на камне китайцу.

– Здравствуй, Гоушен, – глядя на поверхность океана, тихо сказал он.

Охотник, которого Гуревич назвал Гоушеном, слегка повернулся в его сторону и молча кивнул.

– Долю принес? – так же, не повышая голоса, спросил комендант.

Китаец достал из-за пазухи увесистый кошель.

– Клади его на землю возле камня.

Тот так и сделал.

– Судно у берега видишь? Оно ближе всего к нам. Будет проходить мимо, не высовывайтесь. Судно военное. Если что, передавят вас как котят. А через неделю пройдет транспорт с пушниной из Охотска. Команды всего ничего. Вот и будет чем поживиться.

Китаец кивнул.

– Сейчас уходи. Понадобишься – дам знать.

Гоушен поднялся с камня и, не прощаясь, двинулся вдоль берега прочь от поселения.

Гуревич огляделся по сторонам. Потом наклонился, поднял кошель и положил в карман. Постоял еще какое-то время, любуясь природными красотами, повернулся и направился обратно к воротам.

Уже на подходе к избе, где была его штаб-квартира, он заметил матроса с корабля Роговского.

– А ну стой, – окликнул он.

Матрос остановился, но завидев мундир Гуревича, вытянулся в «смирно».

– Слушаю, ваше благородие.