Ричард Брук - Чёрный атаман. История малоросского Робин Гуда и его леди Марианн

– Вона чё, с Москвы! А куды ж ехала совсем одна? Где родные?

– К сестре в Екатеринослав… – начала было Саша, но поле и поезд вдруг завертелись перед глазами, голоса отдалились, слились в невнятное тягучее нытье, и в голове словно ударил колокол… она осела на землю и провалилась в серое беспамятство.

***

…То ли обморок был очень уж долгим, то ли перешел в тяжелый сон без сновидений, но когда Саша открыла глаза, то обнаружила себя в просторной горнице с белыми стенами, обставленной разнопегой мебелью, явно натащенной из разных мест. Она лежала на кровати, посреди подушек и мягких вещей с чужим запахом – слава Богу, одетая, и вроде бы по-прежнему никем не тронутая.

Снаружи, под окнами, слышались громкие мужские голоса, смех, вхрапывание и злобный визг: видимо, кто-то из хлопцев дразнил коня, а остальных это забавляло. В глубине дома звенела посуда, потрескивали дрова в печи и тоже бубнили приглушенные голоса…

Мучительно хотелось пить, вот только не было сил подняться, сделать шаг, а позвать кого-нибудь Саша не решалась. Если о ней все забыли – может, оно и к лучшему. Подождать до темноты, перетерпеть, а потом выбраться потихоньку и бежать куда глаза глядят, подальше от «революционного штаба», злых коней, пьяных мужиков.

Минуты тянулись бесконечно долго, от духоты, так и не ушедшей, не разрешившейся дождем, болела голова. Саша сама не заметила, как снова задремала: во сне тревога не убывала, мелькали знакомые и незнакомые лица, чей-то голос пел грустную песню, как на поминках, но все было зыбким, туманным, и происходило как будто не с ней.

Вот бухнула дверь, тяжело затопали сапоги – во сне или наяву?

Она провела рукой по лицу, приподнялась… и снова рухнула на подушки, утонула головой и плечами в лебяжьем пуху.

В горницу вошли двое, и нетерпеливый, резкий голос отрывисто спросил:

– Ну шо? Где там твоя заморская королевна, показывай!

– Да вона, вишь, разлеглась на перине… – хохотнул собеседник. – Вас дожидается, Нестор Иванович… белая вся, ну чистый сахар, а руки, вишь, работы сызмальства не знали. Из господ сучка, вот те крест!

– Здесь она как?

– Ну а куды ж ее? К Катьке на кухню отправить – там бабы ее поедом съедят, и костей не оставят… хорошо еще Маруси 1 1 Маруся Никифорова – полевая командирша, жена анархиста Бржстока, соратница Махно, успевшая побывать его любовницей. В описываемое время Никифорова находилась в Москве, где ее должны были судить за дискредитацию советской власти и неподчинение декретам (суд состоялся в январе 1919 года). нету… Она-то небось жинка офицерская, да в расход вроде жалко, больно хороша… хлопцы мои перетопчутся, этакая краля не про них. Вот ты и решай, Нестор, шо с ней делать. Мож, петь-танцевать умеет, мож, дитёв чому учить, музыке какой али хранцузской мове. А мож…

– Ну?

– Вот я и говорю – тебе решать, атаман.

Громкий разговор окончательно вырвал Сашу из забытья. Она увидела двоих мужчин, стоявших возле кровати: одного высокого, полного, в вышитой рубахе, и второго – совсем не высокого, скорее – маленького, с густыми черными волосами до плеч, в военной форме, которая на нем смотрелась как гимназическая… Взгляд у него был пронзительный и тяжелый, она обмерла под ним, и обмерла еще больше, когда осознала, что «Нестор Иванович» – это сам батька Махно.

Много слухов ходило об этом страшном атамане. Что-то Саша сама читала в советских газетах, еще в Москве, что-то слышала в поезде, посреди вагонной болтовни, а теперь вот увидела Махно своими глазами. Да… слухи были правдивы. Такой не пощадит, не пожалеет.

Она смотрела на него молча, он – на нее, тоже молча. Толстяк-подручный помалкивал, словно его здесь и не было. Махно первый вспомнил о нем, повернул голову, коротко приказал:

– Вон ступай.

Тот, ни слова не говоря, вышел – почти на цыпочках – плотно притворил за собой дверь.

В коридоре заорали:

– Дунька, самовар! – а под окнами вдруг заиграла гармошка.

Саша от неожиданности зажала уши.

Махно присел рядом – прямо на кровать – молча смотрел свирепыми синими глазами. Протянул к ней руку, точно хотел погладить, она дернулась к стене.

Атаман сердито засопел, лоб пересекла морщина, но тут же разгладилась, и он спросил неожиданно мягко:

– Кто такая будешь? Как занесло в Гуляйполе?

Спиртным от него не пахло, только крепким табаком и почему-то подсолнухами.

Она покачала головой: под его взглядом у нее отнялся язык, дрожь пробежала по спине…