Илья Ставровский - Вирус. Роман

– Па, к чему мне это? Я не собираюсь заниматься ни тем, ни другим…

– Сынок, никогда не говори «никогда»… В самых высших эшелонах бизнеса и финансов куда больше политики, чем бизнеса и финансов, а чем больше я смотрю на тебя, тем больше мне кажется, что ты дотянешь до самых высоких эшелонов, так что эти знания тебе обязательно пригодятся.

– Но разве тебя не тошнит от всей этой грязи, которая там у них происходит? Вся эта коррупция, скандалы, ложь, все эти бесконечные компании, выступления, выборы…

– Всё это так, сынок, всё это правда… – Знáком отец предложил сыну пересесть на диван к огромному окну, выходившему на Центральный парк. Город за ним был прекрасен. На Нью-Йорк надо смотреть с высоты – и тогда все мелкие детали, вроде мусора на улице и копающихся в нём крыс, бездомных, наслаждающихся теплом на вентиляционных решётках в метро в ожидании подачки от спешащих на работу клерков, и драгдилеров, гнусавыми голосами пытающихся рекламировать свой товар, пропадают, и остаётся лишь правильная решётка улиц с несущимся по ним красочным потоком машин, обрамляющих его главное сокровище – изумрудную зелень Центрального парка. Дэвид любил этот город, как охотник любит свою добычу, как воин любит город, который ему предстоит завоевать. Он здесь родился и вырос, и теперь, когда ему пришлось уехать, для того чтобы учиться в Йеле, он искренне скучал по Нью-Йорку и не мог дождаться того дня, когда снова вернётся сюда и будет работать на Уолл-стрит, как до этого работал его отец, а до него – отец его отца. Дэвид на секунду замер у панорамного окна, обещая себе, что когда-нибудь этот город будет принадлежать ему полностью и безраздельно, и он купит себе пентхаус в одном из таких же шикарных домов, как у отца, может быть, даже прямо в этом доме, и станет президентом банка на Уолл-стрит, и будет командовать целой армией офисных служащих…

– Дэвид? Ты со мной? – По тону Виргенштейна-старшего Джон понял, что Джеймс собирается прочесть ему одну из своих знаменитых лекций. Он искренне любил отца, хотя тот порой и бывал к нему достаточно строг, но всегда проявлял искреннюю заинтересованность в своём сыне и всегда был готов уделить ему время, будь то помощь с математикой, которая с годами была нужна ему всё меньше и меньше, или поход в Центральный парк, чтобы побросать бейсбольный мяч на лужайке.

– Давай отметим мою победу? – не без озорства предложил он отцу, кивнув на резной антикварный бар чёрного дерева в углу, на котором ровными рядами, словно солдаты, готовые к бою, выстроились бутылки, в большинстве своём коллекционного односолодового виски. Джеймс любил выпить и, как всякий еврей, взращённый на субботнем киддуше, был способен при необходимости перепить ирландца, хотя дома редко позволял себе больше, чем стакан виски перед ланчем и второй перед обедом.

– Тебе разве уже исполнился двадцать один? – подмигнул сыну Джеймс, изобразив на своем гуттаперчевом лице комика, уже начавшем покрываться первыми глубокими морщинами, гримасу строгого отца.

– Когда это ты начал соблюдать законы? – поинтересовался Дэвид, бросая в свой стакан пару кубиков льда. Он знал, что отец признавал только чистый виски, без льда, лишь с каплей воды, чтобы полностью раскрыть букет, но самому ему нравилось смотреть на то, как тают кубики льда в стакане, и, налив гленморанж восемнадцатилетней выдержки в оба бокала на два пальца, он вручил отцу его порцию и устроился в угол дивана, приготовившись насладиться общением. С тех пор как Дэвид уехал в Йель, он видел отца редко, и ему очень его не хватало.

– С тех пор как нас отымела комиссия по ценным бумагам в две тысячи девятом, – ответил Джеймс, с благодарностью принимая из рук сына хрустальный стакан ручной огранки и поворачивая его в лучах солнца, чтоб насладиться янтарным цветом напитка. – Кое-кто тогда даже отправился сидеть – по счастью, это был не я…

– Ну, за нарушение этого закона тебя не посадят. Максимум – отберут лицензию на торговлю алкоголем, – подмигнул ему Дэвид.

– Это правда. Лучше уж ты выпьешь дома со мной, чем со своими друзьями-гоями в барах в этом вашем очаге культуры, где тебя ещё за это выгонят из колледжа.

– Расскажи мне, с каких это пор ты заинтересовался политикой? – попросил Дэвид.

– Ты ходил в йешиву, сынок, и должен неплохо знать историю нашего народа, – начал Джеймс, купая свой длинный и тонкий нос в благовонных парах из своего стакана.

– Ну ты издалека начал! – засмеялся Дэвид. Знаешь этот анекдот про гоя, который пришёл к еврею и полчаса рассказывал ему о своих бедах, прежде чем попросить денег?