Любовь Рябикина - Горечь победы

– Мамой клянусь, не знаю!

Канарис хмыкнул, не сводя с него глаз:

– Ты еще папой поклянись! – Махнул рукой своим бойцам: – Отходим! Этого с собой забирайте…

Один из бойцов бросил чеченцу на кровать брюки и рубашку, лежавшие на стуле у зеркала:

– Одевайся…

Алхаз побледнел. Все же встал и взял негнущимися от страха пальцами брюки. Кое-как натянул на волосатые ноги. Затем вспомнил про носки. Забрал со стула и усевшись на кровать, принялся натягивать. Руки тряслись. Канарис заметил это. Посмотрел на застывшую женщину:

– А ты, если жить хочешь, лежи тихо и не высовывайся. Если твой муж умный, то он нам все расскажет и вернется…

Разведчики растаяли в темноте так же, как и появились, оставив перепуганную жену Алхаза в шоковом состоянии, а квартиру в беспорядке. Засунули чеченца внутрь БРДМ и мгновенно отъехали.

Особняк на улице Таманской, что у центрального рынка, удивил даже видавших виды разведчиков. У семнадцатилетнего парня был здоровенный новенький дом, не имевший на оштукатуренных и покрашенных оранжевой краской стенах ни единой отметины. Две машины-бензовозы стояли во дворе. В гараже стояла иномарка. В углу огромного двора находилась нефтяная скважина с мини-заводом по перегонке конденсата для изготовления дешевого бензина. На этот раз в дом проник Вова Мельник, вскрыв уже приготовленное к зиме окно в кухню. Все произошло почти так же, как в первый раз.

Разведчики уже шуровали в доме, а Шагаев еще только проснулся от яркого света фонарика, ослепившего его в первое мгновение. Жене семнадцатилетнего Шамиля было пятнадцать лет. Она спала, прижавшись к груди мужа, когда в спальне зажегся свет уже нескольких фонариков. Тонкая рука лежала на плече супруга. Темные волосы рассыпались по белоснежной подушке. Рядом с двуспальной кроватью стояла детская кроватка со спящим полугодовалым младенцем. Он проснулся от шума и закатился в крике. Пятнадцатилетняя мать, еще плохо соображающая со сна, что происходит, кинулась к сыну, забыв о прозрачном белье. Муж резко прикрикнул на нее и она торопливо накинула на полуголое тело атласный яркий халат, схватив его с банкетки. Откинула рукой длинные волосы назад, открывая взорам разведчиков красивое личико. Взяла малыша на руки и обернулась к мужу.

Шамиль переводил взгляд с маски на маску. Лицо побледнело, но он все еще не верил в свой конец и надеялся, что появление русских просто страшный сон и его отпустят. Торопливо заговорил:

– Я ничего не сделал!

Худощавый русский, стоявший у постели, молча кинул ему одежду. Шагаев понял, что для него все кончено и русским уже известно о его подвигах. Слова застряли в горле. Он все сглатывал и сглатывал что-то, мешающее ему говорить. Кадык на шее дергался вверх-вниз, вверх-вниз. Красивое лицо застыло и неожиданно превратилось в уродливую маску. Он протянул разом похолодевшую, трясущуюся руку к рубашке и начал неловко натягивать на себя. Русские молча глядели на него.

Жена кинулась к мужу. С криком уцепилась одной рукой за шею, мешая одеваться. Глядела на разведчиков и быстро-быстро что-то лепетала по-чеченски. По щекам текли слезы. Волосы растрепались, вновь закрыв лицо. Шамиль отстранил жену. Кое-как натянул брюки и заправил в них рубашку. Молоденькая женщина, упав на колени и прижимая кричащего сына одной рукой, кричала и плакала, цепляясь за ноги солдат. Сбиваясь с русского на чеченский молила оставить ей мужа. Разведчики осторожно отталкивали ее, стараясь не задеть ребенка. Все они знали, что его отец подрывал их друзей-саперов. Канарис впервые не произнес ни слова. Да и Стрелок не стал задавать вопросы в доме.

Когда Шамиля уводили, его жена поняла, что больше никогда не увидит мужа и полгода продолжавшееся счастье обрывается для нее навсегда этой темной грозненской ночью. Она кинулась к Шамилю. Дико вскрикнула, увидев его побелевшие от страха глаза и начала заваливаться, не дойдя пары шагов. Канарис, стоявший у косяка двери, успел подхватить и ее и ребенка. Осторожно положил на широкую кровать. Под крик младенца направился к двери со словами:

– На смерти других счастья не построишь…

Под плачь ребенка разведчики выволокли обмякшего, тоскливо оглянувшегося Шамиля за ворота и закинув в БРДМ тотчас отъехали, пока женщина не очнулась. Броня, тихо урча моторами, понеслась по грозненским разбитым дорогам на базу…

Железные ворота на Гаражной медленно задвинулись за броней. Алхаза и Шамиля с завязанными глазами завели в кабинет к Канарису и посадили на стулья возле стены. Усевшись в кресло, Вагурин стащил маску и включил лампу. Тяжело вздохнув, принялся писать отчет. Два опера от МВД и ФСБ, устроившиеся за столом напротив, планомерно задавали вопросы бандитам об их деятельности, старательно записывая ответы. Практически все уже было доказано и оперативники лишь уточняли время действия. Шамиль и Алхаз «колоться» добровольно не желали. То и дело слышалось: