Любовь Рябикина - Горечь победы

Солдатов оторвался от документов:

– Откуда известно?

Вагурин шлепнулся на стул напротив:

– Я тут прикинул после твоего ухода… А потом связался по рации со всеми нашими подразделениями, расположенными к востоку от Грозного. Дал приметы и что ты думаешь, где-то через полтора часа мне позвонил капитан из Шали. Темрикоев сам сообщил, что они добираются в Сержень-Юрт. Теперь прикинь, что находится поблизости?

Стрелок замер, а полковник уверенно качнул головой:

– Вот-вот… Там вход в Веденское ущелье! Темрикоеву места родные. Наших там нет. Они словно по рельсам выйдут к Агишбатою…

Солдатов улыбнулся:

– Ага! Где Мовсара ждет его бабка и невеста! Родители давно погибли, сорвавшись в пропасть на его глазах. Больше пока я ничего выяснить не смог… Так что, едем туда?

Канарис посмотрел на наручные часы и вздохнул:

– Бесполезно. Сейчас три часа дня. Они не дураки и наверняка поймали машину до Сержень-Юрта. А это значит, что они уже в ущелье. Ехать в Агишбатой бесполезно. Наше появление не останется незамеченным. Они скроются раньше…

– Что предлагаешь?

– Дать им успокоиться и поверить в свою безопасность. Дел и в городе хватит. Накрыть успеем, если конечно их боевики раньше не накроют…

Солдатов возразил:

– Я с тобой не согласен и буду просить разведотдел в Ханкале, чтоб твой отряд пошел со мной в Веденское ущелье.

Канарис пожал плечами:

– В принципе, я не против. Люди уже застоялись в этих развалинах. Нужна настоящая работа и если тебе удастся нас выдернуть… – Немного помолчав, спросил: – Сегодня ночью идешь с нами или передумал?

– Конечно иду! Свежие разведданные нужны не только тебе. Медвежонка что-то долго нет…

Пауль Грассер и Мовсар Темрикоев остановили нанятую машину метров за двести до въезда в селение, а потом ловили удивленный взгляд пожилого чеченца-водителя, отправившегося в обратный путь. Они обошли Сержень-Юрт стороной, стараясь никому не попасться на глаза. Темрикоев, прослуживший в ОМОНе два года, прекрасно понимал, что ориентировка на них уже пришла во все русские части, разбросанные по Чечне. Он не питал иллюзий насчет капитана мотострелков и догадывался, что тот сдаст их сразу, едва услышит приметы. Приходилось быть вдвойне осторожными.

Мовсар порадовался, что прихватил с собой сумку с вещами. К вечеру в горах стало еще прохладнее. Большая часть лиственных деревьев почти полностью облетела и лишь купы елей темнели на склонах. Пауль застегнул легкую куртку на синтепоне до самого верха и натянул на голову вязаную шапочку. Темрикоев поддел свитер и спокойно шагал в пятнистой куртке ОМОНа, натянув скрученную шапку-маску на голову. Несколько раз им пришлось отсиживаться в кустах, дожидаясь, когда движение на дороге стихнет.

В один из вынужденных привалов Темрикоев решил перекусить тем, что удалось купить в Шали в магазинчике у дороги. Но первой в его руки попала банка тушенки, оставшаяся от сухпайка. Мовсар ловко вскрыл ее ножом. Намазал толстым слоем два куска лаваша. Обтер полой куртки пару толстых помидор и протянул Паулю вместе с бутербродом. С аппетитом откусил приличный кусок и принялся сосредоточенно жевать, не сводя глаз с тропы, рядом с которой сидели. Грассер удивленно посмотрел на него:

– Я читал, что мусульмане свинину не едят…

Мовсар хмыкнул:

– Тогда они дохнут, если другой еды нет! У нас еды не так много, а идти еще долго. Аллах простит…

Пауль тоже принялся за еду. Но спокойно ему не сиделось и он снова спросил:

– Куда мы идем?

– К моей бабушке. Я хочу кое-что выяснить. Ты сказал, что твоего деда звали Герхард. У меня так звали отца.

Грассер перестал жевать и начал медленно бледнеть:

– Бабушку зовут Амина?

Темрикоев оторвался от созерцания тропы и удивленно обернулся к немцу:

– Амина. Откуда ты знаешь?

Вместо ответа журналист неуверенно выдохнул:

– Она была замужем?

Мовсар мигом вспомнил обвинительные слова односельчанина и покачал головой:

– Нет. К чему ты меня расспрашиваешь?

Журналист уже уверенно выдал:

– Ее вырастил дед, которому было сто пять лет во время войны, а родители погибли еще до войны. Точно?

Чеченец кивнул. Пауль широко улыбнулся:

– Мы родственники! Моя мать и твой отец сводные брат и сестра, мы с тобой кузены, то есть двоюродные братья. Вот откуда сходство…

Мовсар как раз собирался намазать тушенкой еще кусок лаваша. Нож выпал из его руки после слов немца. Вытаращив глаза, он смотрел на Грассера. Дыхание в груди замерло и он никак не мог вздохнуть. Между тем Пауль вытащил из кармашка сумки записную книжку и с трудом вытянул из-под обложки портрет деда. Протянул Темрикоеву: