Сергей Савелов - Новая жизнь. Книга 2

Начал с песни Градского:

Оглянись, незнакомый прохожий,

Мне твой взгляд неподкупный знаком.

Может, я это, только моложе,

Не всегда мы себя узнаём.

Ничто на земле не проходит бесследно,

И юность, ушедшая всё же бессмертна.

Как молоды мы были, как молоды мы были,

Как искренно любили, как верили в себя…

Затем, не дожидаясь реакции зрителей, начал петь песни, подходящие возрасту слушателей:

Изгиб гитары желтой ты обнимаешь нежно,

Струна осколком эха пронзит тугую высь.

Качнется купол неба большой и звездно-снежный.

Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.

Качнется купол неба большой и звездно-снежный.

Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…

…..

Просто нечего нам больше терять.

Все нам вспомнится на страшном суде.

Эта ночь легла, как тот перевал,

За которым исполненье надежд.

Видно, прожитое прожито зря,

Но не в этом, понимаешь ли, соль.

Слышишь, падают дожди октября.

Видишь, старый дом стоит средь лесов.

Мы затопим в доме печь, в доме печь.

Мы гитару позовем со стены.

Все, что было, мы не будем беречь,

Ведь за нами все мосты сожжены,

Все мосты, все перекрестки дорог,

Все прошептанные клятвы в ночи.

Каждый предал все, что мог, все, что мог.

Мы немножечко о том помолчим…

…..

Вагонные споры последнее дело,

И каши из них не сварить,

Но поезд идёт, бутыль опустела

И тянет поговорить…

…..

Я забыл о бурях и о громе

Мне теперь дороже тишина

И живу я в старом-старом доме

Из него выходят три окна…

Одна из бабулек басом неожиданно заговорила:

– Андрей, ты все поешь новые песни, а старые ты знаешь? Мы бы тоже попели, – оглядела товарок.

– Увы, – улыбнулся. – Помню, как мама в детстве напевала: «Опять от меня сбежала, последняя электричка!», «Жил да был черный кот за углом!», «В нашем поселился … сосед», «стоят девчонки … в сторонке». Рассказывала, что отец качал меня на руках, напевая: «Прощайте скалистые горы, на подвиг Отчизна зовет!», – грустно покачал головой. – Он на Северном флоте срочную служил, – пояснил. – Из этих? – поинтересовался.

– Ну что ты, Валентина? Хорошие песни поет, душевные, – вмешалась другая старушка.

– Давайте бабоньки, выпьем и сами попоем, а Андрей подыграет, – примирительно заявила хозяйка и поднялась.

– Я тебе тоже приготовила – в столе посмотри на кухне, – обрадовала мужа, сидящего с глазами побитой собаки.

– Я в мастерской буду, – его моментом выдуло из комнаты. – Андрей, я тебе протез сделал! Пойдем, примеришь, – позвал меня уже от дверей. – Мишка, захвати тарелку с картошкой, – лишил женскую компанию последнего мужчинки.

– На х…й, терпеть этих баб! Послухаешь, ухи завянут! То ли дело с мужиками посидеть! Жаль, что ты не пьешь, – упрекнул. – Хоть Олег бы приехал! Вот душа-человек! – вспомнил.

Первым делом свернул пробку с водочной бутылки, накатил пол стакана, зажевал хлебом и полез искать новый протез.

Меряя почти готовое изделие, дискомфорта не чувствовал, а Митрич был недоволен и чуть ли не обнюхивая деревяшку бормотал:

– Здеся …, это уберу, тута подточить, ага …, и здеся. Ну че? Сделаю! Как родной будя! – заверил, не смотря на мое мнение, что все хорошо.

– Андрей! – позвала меня хозяйка через некоторое время. – Чего ты пропал? Иди, еще поиграй.

Вспомнил душевную песню, написанную в стиле вальса своими афганскими друзьями-сослуживцами:

Старый друг, что-то вдруг захотелось с тобой поделиться

Тихой грустью по милым, исхоженным в детстве местам:

Странный сон в унисон этой грусти порою мне снится –

Словно здесь мы с тобой и как будто бы все еще там.

Там, где косы берез легкий ветер в ладонях полощет,

Там, где россыпи рос – жемчугами в высокой стерне.

Там, где жизнь нам казалась значительно легче и проще,

Чем сейчас, в этот час, в необъявленной, долгой войне.

Но, не смел, улетел сон, как облачко в призрачной сини:

Охнул близкий разрыв и на землю смертельно осел.

Старый друг, новый круг нашей жизни начнется в России,

С тяжкой памятью в сердце о тех, кто дожить не успел.

Продолжил песней «Город золотой»:

Под небом голубым есть город золотой,

С прозрачными воротами и яркою звездой.