Алексей Глазырин - Империя в огне. Первый год войны. 1914

После окончания этой церемонии царь и императрица вышли к народу, собравшемуся за стенами дворца. Когда они появились на задрапированном красными полотнищами высоком балконе, огромная толпа опустилась на колени. Николай поднял руку и попытался заговорить. Передние ряды затихли, но в последних возбуждение и движение людей были слишком велики, и слова царя потонули в шуме. Потрясенный Николай опустил голову. В ответ люди под влиянием переполнявших их чувств запели национальный гимн, мелодия которого была использована Чайковским в финале «Торжественной увертюры 1812 года», – «Боже, царя храни».

Сжав руки друг друга, человек в военной форме Император Самодержец, и женщина в белом платье российская Императрица стояли на балконе и плакали вместе с народом. «Для тех, кто стоял тогда на коленях, – сказал Палеолог, – царь был действительным самодержцем – военным, политическим и религиозным диктатором, абсолютным хозяином души и тела народного». И так было по всей империи: взрыв воодушевления, толпы народа на улицах, смех, слезы, пение, возгласы, поцелуи. Волна патриотизма захлестнула Россию. Рабочие оставляли красные революционные флаги и брали в руки иконы, портреты царя. Студенты покидали университеты и добровольно уходили в армию. Офицеров, встречавшихся на улицах, восторженно качали на руках.

В Санкт-Петербурге каждый день проходили демонстрации в поддержку царя и союзников. Из окна французского посольства Палеолог наблюдал массовую процессию людей с флагами, иконами и возгласами «Да здравствует Франция!» Отмечая крепнущий антигерманский союз, Палеолог, с присущим ему галльским вниманием к внешним деталям, отмечает, что «флаги трех наций слились в одно целое. Состоящие из одинаковых цветов – синего, красного и белого, – они представляют собой живописное и впечатляющее свидетельство союзной коалиции».

В германское посольство, огромное гранитное здание, увенчанное двумя могучими скульптурами коней, ворвалась, как это и предсказывал граф Пурталес, разъяренная толпа. Однако вопреки тому, что предвидел посол, гнев толпы был направлен не против собственного правительства, но против Германии и самого германского посла. Захватив здание, толпа выбила окна, разодрала ковры и, поломав и разбив, выбросила на улицу не только мебель, фарфор, старинное стекло, но и принадлежавшую лично Пурталесу бесценную коллекцию мрамора времен Ренессанса и бронзу. Конные статуи на крыше были обвязаны веревками, сотни рук схватили и потянули их. Вздыбленные кони кайзера с грохотом упали на мостовую.

В эти первые дни войны патриотизм населения был тесно связан с уже укоренившейся ненавистью к немцам. «За веру, царя и Отечество» и «На защиту святой Руси» – эти призывы охватили казармы, фабрики, деревни.

Война была объявлена, но пока оставалась в России понятием, отвлеченным. Лишь огромные толпы мобилизованных у воинских присутствий, безоружные колонны будущих солдат, нестройно шагающих в казармы и на железнодорожные станции, бесконечные молебствия духовенства во всех храмах о победе постоянно напоминали о ней.

Царская семья собиралась в Москву, чтобы, как писали газеты, «по обычаю державных предков, искать укрепления духа в молитве у православных святынь московских».

Наголо бритый маленький надутый человек, представляющий республиканскую Францию при дворе российского самодержца, не знал покоя со дня объявления Германией войны России. Война в его стране не была еще юридически свершившейся, но Палеолог уже развил бурную деятельность в петербургских салонах и со своими осведомителями.

С утра он завтракал в Царском Селе у великого князя Павла Александровича и его морганатической супруги графини Гогенфельзен в присутствии члена Государственного совета Михаила Стаховича, насквозь пропитанных идеями трогательной дружбы с Францией. Господа французские симпатизеры без малейшей утайки отвечали на вопросы любознательного посла, характеризуя ему взгляды и правых, и левых в Государственной думе и в Государственном совете, и среди своих знакомых, и среди знакомых знакомых….

В четыре часа посол ехал на свидание со своим штатным осведомителем господином Б. из «прогрессивных кругов» и допрашивал его о том, как проходит в стране мобилизация, нет ли инцидентов в воинских присутствиях, как народ реагирует на войну. Он с удовлетворением узнавал, что никаких беспорядков нет, что лишь на редких фабриках и заводах продолжаются забастовки. Правда, для этого полиции пришлось пересажать всех известных ей большевиков и сослать их в Сибирь. Правда, еще не арестованные большевики продолжают утверждать, что война приведет к торжеству пролетариата. Но это в данный момент посла совершенно не заботило… Зато все либералы, радикалы, прогрессисты и даже такие крайние демократы, как меньшевики, – все объединились под патриотическими знаменами и приготовились воевать за интересы великой Франции до последней капли крови русского мужика…