Сергей Шангин - Вторжение

– Ага, командир, придётся, только зачем? – не удержался от вопроса Корней. – Понимаешь, я всегда считал, что умер и всё, баста, карапузики, кончилось кино, свет погас, в землю закопали, надпись написали. А вот это сейчас зачем? Может, как-то не мучиться и сразу всю энергию занулить или отдать бедным, как тебе нравится? Мы же померли уже, зачем вся эта байда?

– Зачем-то надо, так мир устроен, – пожал плечами Егор. – Я не знаю и тебе не отвечу, но и зануляться, не разобравшись, не буду. Алина вон занулилась при жизни, это правильно, Алина? Что скажешь? Если бы снова оказалась в той же ситуации, что бы ты выбрала – жизнь, пусть и с неприятностями, или окончательную смерть?

– Жизнь, – вздохнула Алина, – тогда бы всё можно было сделать иначе, а я раз и поставила точку, не начав писать книгу жизни. Вы оказались здесь случайно, а я сама выбрала этот путь, понимаете? Знаете, что чувствуешь, когда смотришь с шестнадцатого этажа на асфальт у дома? Ещё не прыгнул, ещё не летишь, а уже проживаешь каждый метр, представляешь, как асфальт встречает твоё хрупкое тело. И всё равно отталкиваешься и падаешь, понимая, что уже ничего не изменить. Ни-че-го! А это, может быть, шанс именно изменить? Понимаете, кто-то даёт нам возможность сделать нечто, пройти какое-то испытание и начать жить заново! Вдруг?

– Ну, ты загнула, – поёжился Корней, – хотя, кто его знает? Действительно, а вдруг? Ты, командир, что думаешь?

– А что он может сказать? – заступился за Егора Михалыч. – Надо разобраться, осмотреться, людей поспрашивать, что-то и прояснится со временем.

– Не людей, а таких же мертвяков, как мы, – настырно уточнил Корней. – Люди нас не видят и не слышат, а мы их запросто? Почему? Я плотный, ты, – он ткнул пальцем Михалыча в живот, – плотный. С Ниночкой ты столкнулся, а почему мы с ними не сталкиваемся? Что могут сказать мертвяки? Если та же Ниночка столько лет здесь трётся, значит, попали мы с вами, ребятки, надолго. И меня только одно интересует, где тут заправочная станция с энергетическими батончиками?

– Тебе это точно сейчас нужно узнать? – скривилась, как от лимона Алина. – Что это нам даст? Так устроен мир! Можем и мертвяков поспрашивать, если тебе нравится так нас называть, но по мне лучше и нас тоже называть людьми. Мне лично так приятнее!

Они препирались уже больше часа, так как настырный Корней желал сейчас и здесь решить все вопросы, прежде чем двинуться в путь.

– Смотрите, что с ними? – крик Алины отвлёк спорщиков, готовых уже пустить в ход кулаки, как последний аргумент.

– С кем? – недовольный Корень не скрывал раздражения. – С мертвяками, что ли?

– С детьми, дурак! Вон там мальчик и девочка сидят у стенки, – она повернула Корнея в сторону кафе «Бегемот и Кошка». – С ними что-то не так!

– Ну, иди и спроси, мы тебе зачем? – отмахнулся пацан, совершенно не собираясь решать чужие проблемы.

– Все пойдём, Корней, потому что это может быть засада, – пресёк бунт на корабле Егор.

Они подошли ближе. Мальчик лет десяти и девочка не старше пяти лет сидели у стены кафе, безразлично глядя на проходящих мимо них. Но не это было странным, подумаешь, устали и решили отдохнуть. Нет, если внимательно посмотреть, становилось заметно, что фигурки словно колышутся на ветру, порой теряя очертания, превращаясь в мутные сгустки тумана.

– Они умирают, – Алина вцепилась в плечо Егора так, что тот поморщился от боли, – мы должны им помочь!

Не спрашивая ничьего разрешения, Алина кинулась к мальчику и схватила его за руку. Тот вздрогнул, во взгляде мелькнуло удивление, он задышал глубоко и неожиданно оторвал руку Алины от себя.

– Ей дайте! Олечке важнее, я подожду…

Алина схватила Олечку за руки, и та сразу порозовела, обрела плоть, задышала, глаза её раскрылись широко и удивлённо. Корней, делавший вид, что его совершенно не касается происходящее, рванулся к мальчику, готовому распасться на клочки серого тумана, схватил за руки, уже теряющие плотность. Егор присоединился к ребятам, а следом подключился и Михалыч, сам ещё не пришедший в порядок.

Дети только что не светились от обилия энергии и странное дело – ребята не чувствовали убыли её у себя. Словно некая магия наполняла их по мере помощи страдающим детям.

– Я же тебе говорил, Сидоров, найдётся жила, а ты в землю ушла, самоед её пожрал. Эх, Сидоров, нету в тебе оптимизма!

– Оптимизма во мне до хрена и больше, товарищ Ложкин, но я сторонник реализма, а не шапкозакидательства. Ежели бы эти товарищи не потянули на себя поток, хрена бы жила открылась при всём твоём оптимизме, товарищ Ложкин.