Вилма Яковлева - Прогулка за Рубикон. Части 1 и 2

Я знал ее еще с университета. На одной из комсомольских вечеринок ее выбор пал на меня. А я трусливо сбежал. Некоторое время она продолжала меня волновать. Но потом я понял, что все женщины одинаковы.

Окончив журфак, она стала неплохой журналисткой. И точно, самой красивой. Обтягивающий свитер, короткая юбка, влажные глаза, пухлые губы. Дорогущее ожерелье из черного оникса.

– Ты весь какой-то потрепанный, – обрадовала она меня. В ее голосе всегда было что-то неуловимо манящее.

– Устал. Ну как тебе все это?

– Блеск! Даже на сборищах Народного фронта я не видела таких восторгов.

– О, да, – вздохнул я и процитировал: «Однажды, когда народ рукоплескал ему, Фоакон заметил: верно, я сказал какую-то глупость».

Камилла расхохоталась.

– Ты в своем репертуаре, – на ее губах медленно расцвел цветной пузырь модной жвачки и лопнул со звонким хлопком. – Что ты ополчился на бедных латышей? Пусть тешатся своим государством. Тебе-то что?! Как там у Бродского? «Если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря».

– Это не для меня, – я взял со спинки стула ее пальто и помог ей просунуть руки в рукава.

– Что не для тебя?

– Я не хочу жить в маленьком злом государстве и петь в общем хоре. Тем более с народом, пребывающим в злобе. Империя – это пространство возможностей. Это вызов, который я готов принять.

– Ты самоуверенный сукин сын.

– Лучше расскажи, что там у моего конкурента.

Камилла некоторое время в задумчивости теребила свое ожерелье.

– То же, что и у тебя. Когда люди сбиваются в кучу, у них возникает одно единственное желание – надо кого-нибудь ненавидеть. Теперь вместо евреев русские.

– Меня вспоминали?

– Еще как! Но особенно досталось Виктору Осису. Тебя называли кангаром, а его манкуртом. Или наоборот. Уже не помню. Да и какая разница, – Камилла откинула волосы, застегивая пальто. – Почему бы тебе самому не поговорить с соотечественниками?

– Я пытался. Пришел. Но тут такое началось! Пришлось заткнуть уши. Так и просидел, зажав голову между ладоней.

Мы стали спускаться вниз по лестнице. Камилла разглядывала меня с интимной насмешкой и бодро жевала ком резинки.

У самой двери она вдруг задержалась, положила руки мне на плечи и повернула лицом к себе. Ее длинные темные волосы блестели, как тлеющие угли.

– У тебя потрясающая способность не замечать намеков. Что во мне тебя не устраивает? – спросила она.

– Все устраивает, – простодушно ответил я.

– Мне сказали, что ты запал на Инту. Она же страшна, как бабуин.

– Для меня нет некрасивых женщин.

– Так уж и нет?

– Нет. Но все, что говорят об Инте, – вранье. Не мой тип.

– Ну, слава богу! – Камилла отошла к зеркалу и крутанулась около него. – Ты же брезглив. Не любишь дырявые колготки. Об этом написали в последнем номере «Лабвакар». Мы в редакции долго смеялись.

– Значит, за меня взялись всерьез.

– Еще как! Ты что, не читаешь газет?

– Нет, конечно. Я не мазохист и не сумасшедший. Но какие-то слухи до меня доходят. По-моему, обо мне пишут черт знает что.

– То ли еще будет! Думаю, они уже опросили всех твоих любовниц.

– Ради бога! Тут у меня сильные позиции. Я не только брезглив, но и ленив. Насчет дырявых колготок не помню, но они действительно напоминают мне лопнувшую оболочку докторской колбасы.

Камилла остановилась и посмотрела на свои ноги, потом расстегнула нижнюю пуговицу пальто и подняла юбку. На ней были дорогущие чулки с красивой ажурной каймой.

– Тогда я тебе в самый раз. За мной не надо ухаживать. Я всегда сама проявляю инициативу. Мой стиль: никаких хлопот, никаких расходов, никаких обязательств, никаких вопросов. Перепихнулись и разошлись.

– Я подумаю.

– Боже, какой ты несговорчивый, – сжав кулак, Камилла легонько ткнула меня в грудь. – Я кое-чему научилась. Вот увидишь, – ее глаза заискрились из-под нависшей пряди волос.

Я поцеловал ее в щеку.

– Не в тебе дело. Ты одна из самых обаятельных женщин, которых я знаю. И очень хорошая журналистка. Может быть, даже лучшая. Но, к сожалению, я преданный и безупречно верный муж.

Она прижалась ко мне и опустила руку вдоль тела.

– Я понимаю. Всего лишь одно мгновение может свести на нет десять лет непоколебимой верности. Давай напьемся.

– У меня другие планы.

– Тогда пригласи меня в кафе, – она включила все свое обаяние, – и мы поговорим о планах.

У меня не было ни единого шанса победить ее в этой игре. Но хотелось домой. С этой политикой я скоро вообще стану импотентом.