Марк Фурман - Прерванный полет

— Простите за любопытство. — Девушка проводила их до порога. — А чем вызван ваш интерес к Любаше? Что она такого успела натворить?…

Виктор хотел уклониться от прямого ответа, сочинить что-нибудь, но Бердичевский опередил его:

— Теперь уж нечего скрывать, — серьезно произнес он, глядя Ларисе прямо в глаза. — Любаши нет, она убита. Наш долг — найти преступников, и вы с Ирой можете нам помочь…

В те несколько десятков секунд, пока ревущая стрекоза, казалось, застыла в воздухе, Юрий видел только два цвета, целиком доминирующие над остальными. Вокруг голубое, без единого облачка небо, внизу — зеленый безбрежный океан. Он успел подумать о суете человеческих страстей перед вечной симфонией природы, как земля стала быстро приближаться.

Вертолет завис над тайгой. Среди сплошного царства изумруда, уходящего за горизонт, Корначев заметил внизу размером с футбольное поле площадку, где были люди. Юрий ожидал увидеть палатки — обычное жилище тех, кто устраивался в тайге на время. Но вместо них на поляне стоял добротный финский дом. Эдакий типовой двухэтажный особнячок с верандой и даже гаражом. Правда в условиях тайги гараж был ни к чему и служа складом для инструментов и прочего скарба геологов.

Начальника партии на месте не оказалось. С вечера он и три геолога спустились вниз по реке в долину. Там на перспективных участках брались пробы на алмазы. Корначева с пилотом провели к костру, вернее, к печи из потемневших от гари кирпичей, между которыми бушевало пламя и висело пара котлов. Вверх струился синеватый, приятно пахнущий дымок.

Встретил их Шумский — заместитель начальника, плотный, крепкий человек с абсолютно лысой головой. Она, впрочем, удачно гармонировала с его густой бородой, шириной с совковую лопату. Пилот, бывавший здесь не раз, прилег на траве у костра. Корначева повели показывать лагерь.

Юрий не спешил. Он осматривался по сторонам, спрашивал о том, о сем, без конца щелкая стареньким «Зенитом» — словом, играл свою роль. Бережной и Котельников, как маститые режиссеры, все продумали заранее и решили: быть Корначеву корреспондентом столичной газеты, допустим, «Труда» или «Комсомольской правды».

— Это уж на твой вкус, Юра, какой газеты, — рассудил Бережной, отсекая его сомнения. — Геологи народ дотошный, внимательный. Если сделать тебя инженером по монтажу оборудования или снабженцем, вмиг раскусят, что никакой ты не снабженец и не инженер.

— Проверяющим тоже нельзя, — Котельников, подобно опытному помрежу, поддержал Бережного. — Люди в партиях бывалые, вмиг замкнутся, уйдут в себя. Да и кому когда хотелось, чтобы его проверяли.

— Значит, быть тебе корреспондентом, — подытожил Бережной. — Заодно вспомнишь, как фотографировать. Наверное, кроме мест происшествий, ничего и не снимал.

Вчера вечером после звонка в управление Бережному домой доставили фотосумку с запасом пленки, лампу-вспышку и видавший виды «Зенит».

— С трудом, Георгий Владимирович, нашли то, что вы просили, — сказал Бережному по телефону начальник оперативно-технического отдела. — Фотоаппарат надежный, оптика отличная, хотя и музейный экспонат. У нас нынче знаете техника, какая!

— Знаю и уважаю. Главное, чтобы аппарат работал и вспышка сверкала. Так что пусть ваши ребята проверят…

Корначев сообщил бородатому, что у него в распоряжении сегодняшний день, ночь и часть завтрашнего дня. Единственной комнатой, которая была свободна, оказался кабинет начальника партии, куда Шумский привел Юрия.

— Располагайтесь здесь, Юрий Владимирович. Хозяин должен быть к обеду. Тут у нас всегда начальство из главка останавливается. Так что кабинет по совместительству служит еще и гостиницей.

В отсутствие начальника Корначев чувствовал себя свободно. Он прохаживался по лагерю, присматриваясь к его обитателям. В руках пухлый потрепанный блокнот-орудие труда журналиста, на плече фотосумка. Время от времени он сбрасывал сумку на землю или вешал ее на сук, пристраивал блокнот на колено и в столь неудобной позе что-то записывал. Скоро к нему привыкли, а еще через час на «корреспондента» уже не обращали внимания.

Юрий изображал из себя человека, мало знакомого с работой геологов, задавал вопросы невпопад. На самом деле он присматривался ко всему. Шумский вначале сопровождал его, потом отстал — понял, что столичный корреспондент, с интересом осматривающий даже пни на поляне (нечто вроде актового зала для собраний и торжественных случаев), фотографирующий их со всех сторон, — это, наверняка, самый отъявленный фанат среди всей журналистской братии.