И мальчик побрел по ледяному песку, и, казалось, все ветра мира в тот миг набросились на него, желая сбить с ног, а то и дело набегавшее течение омывало такие же голые, как у сестры, уже синеющие пятки.
Последняя свеча потухла.
Холодное дыхание осени пронизало его насквозь, мальчик почувствовал, как босые ноги немеют и кончики костлявых пальцев, не обогреваемые более горячим воском свечи, отказываются держать покрывшийся инеем компас. Джим упал на колени, не в силах дольше сопротивляться ледяной хватке природы.
В паре метров от него блеснула железная тропа.
Она вела на север.
Вдали раздавались тихие голоса – то родители копошились на могилах родственников. Мальчик лет десяти бесшумно ступал все дальше от города мёртвых, стараясь не замечать их немой зов о помощи, сливаясь с природой, окружающей его. Тропа вилась среди высокой, высушенной жарким летом травы, в которой он мог при желании спрятаться, даже встав в полный рост. Кузнечики перешептывались о чем-то своём, в ореховой роще играли птицы. Андерсен почти забыл, зачем его привезли сюда в один из последних деньков этого лета, но смерть помнила – она не умеет отменять свидания. Поэтому в тот миг, когда его хрупкое тельце упало в приятно пахнущую сеном траву, что расступилась, укрывая мальчика от полуденного зноя, в метре от него показался камень. Андерсен провел по его шершавой поверхности пальцами и замер – прямо под его рукой чернело чье-то имя.
Он вскочил и хотел было побежать прочь, но столкнулся лицом к лицу с внезапно появившейся перед ним старухой. Ее маленькие черные заплаканные глазёнки смотрели на него в упор. Что-то неестественное было в ней, что-то невесомо-чужое, заставляющее остановиться и замереть вместе с ее мыслями во времени. Трясущиеся руки, нервно перебирающие стебли колокольчиков, почти касались Андерсена. Он вздрогнул.
– Сынок, – прошелестел ветром ее голос, – Поможешь бабушке набрать колокольчиков? Я-то совсем стара стала… Бишь у меня внучка тут одна, все просит и просит набрать ей букетик – уж сама не может.
Андерсен огляделся.
– Так, тёть, ведь нет больше колокольчиков! Отцвели давно, еще месяц назад. Где ж я их возьму?
Ответ растаял в воздухе, не всколыхнув ни единой ноты в голосе старушки. Она шла прямо на него. Медленно, чуть пошатываясь.
– Мне бы только колокольчиков, только колокольчиков для моей внученьки, одна она совсем, совсем одна…
Мальчику стало не по себе. Легкая дрожь пронизала все его тело. Он хотел еще что-то сказать, растолковать старушке, что отцвели давно колокольчики, но тогда откуда взялся букет у нее в руках? Меж тем тощее, закутанное в слишком тёплые для лета шали, тело, покачиваясь, двинулось в сторону рощи. Андерсен вновь остался один, но до него еще доносился голос старушки – или то был лишь ветер: «Мне бы только колокольчиков… Совсем, совсем одна!»
Он отвернулся, чтоб поскорей освободить свои мысли от такой странной встречи, и вновь наткнулся взглядом на шлифованный камень.
Ей было шесть. Она погибла в июле.
На недавно заросшей земле лежало несколько засохших колокольчиков.
Андерсен развернулся и побежал в поле. Спустя пять минут он вернулся с букетом поздних цветов.
– Это тебе. А следующим летом я принесу тебе колокольчиков, обещаю.
«Обещаю,» – где-то вдали повторила за ним роща, – «Обещаю.»
Был август. Христоф сошел с поезда вслед за своим чемоданом и тотчас остановился и принюхался.
Вереск.
Его сладковатый запах доносился с полей, наполнял лёгкие и отдавался странной дрожью по всему телу. Что было в нём? Искажение времени, мираж, земля на горизонте, земля необитаемая, родная – издали.
«Вот ты и дома, моряк,» – прошептал он в пустоту.
Солнце осветило далекую деревушку.
«И в доме твоем тишина,» – стук дятла опроверг – опроверг ли? – его слова.
«А ты в нём кто отныне?»
Ветер всколыхнул его короткие, но неопрятные волосы.
Мурашки пробежали по спине Христофа.
«Чужак.»
Найденный кусочек потерянного пазла.
«Зачем я вернулся?» – спросил он у леса. И лес ответил знакомым шелестом листвы. С этим шелестом слился еще один – бумаги, в сотый раз развернутой и скомканной, затем вновь бережно расправленной. На небольшом листке красовались несколько опрятных строк. Письмо гласило:
Здравствуй, сынок.
Я спросила у стариков на берегу, как скоро сменится ветер. Те пожали плечами.
Читать дальше