Герман Буфетов - Илюша. Записки взрослого ребёнка

Гора рыжей земли олицетворяла бесконечность нашей вселенной. В этой горе можно было рыться целыми днями напролёт. Там можно было найти всё на свете: разноцветные стекляшки, блестящие на солнце камешки, ржавый навесной замок, ключи, а Лёшка однажды нашёл там сплющенный гвоздь и сделал из него классный меч для своих солдатиков. В этот раз возле ямы нас поджидало настоящее сокровище: старая коляска. Точнее, то, что от неё осталось – сам короб без колёс, с откидывающимся верхом. Мы его тут же затащили на самый верх кучи земли и уже приготовились сбросить вниз, как вдруг Володьку осенила замечательная идея. Он забрался в коляску, натянул над головой откидывающийся верх и весело хохотал, когда мы пытались сбросить его в яму.

То ли Володька был слишком тяжёлый, то ли короб зацепился за что-то, но скинуть Володьку в яму у нас не получалось. Его брат Колька разозлился и кинул в короб кусок земли. Володьку это привело в неописуемый восторг.

– Ещё! – брызгая слюнкой кричал он из коляски.

Нам это тоже понравилось. Мы отошли на несколько шагов под гору и принялись бросать в коляску чем попало: землёй, палками, мелкими камешками. Володька просто пищал от восторга. Мне показалось неинтересным кидаться мелкими камешками, и я откопал себе огромный булыжник. Я размахнулся и прицелился.

– Пацаны, смотрите что сейчас будет!

Пацаны замерли в немом восторге, и я бросил камень в цель. Проблема в том, что Володьке тоже стало интересно, что же сейчас будет, и он высунул свою улыбающуюся рожицу из короба в тот самый миг, когда мой камень в эту цель попал.

Булыжник и улыбающаяся рожица встретились.

Володькин рёв я не забуду до конца жизни.

На глазах изумленных зрителей булыжник, рожица и коляска исчезли за горизонтом кучи и судя по звукам приземлились в лужу на дне ямы. Рёв замолк на мгновение, а когда он возник вновь, мы уже неслись что есть духу в сторону гаражей.

До вечера я прятался в кустах акации. Скорая помощь приехала очень быстро и одновременно с милицией. В этот момент я понял, что папа уже снял ремень с гвоздя. Потом скорая также быстро уехала, а милицейская машина стояла возле второго подъезда ещё очень долго. Я устал нервничать и уже смирился с мыслью что папа сидит возле двери с ремнем наготове и только ждёт того момента как я войду. В сумерках прибежал Колька, принес мне бутерброд с котлетой. Котлета была холодной, а хлеб мокрым. В обычных обстоятельствах я бы к этой гадости даже не притронулся бы, но сейчас бутерброд сьелся сам собой.

– Ну, что там? Что говорит Серый? – Серый был старшим братом Кольки и Володьки, он был совсем уже взрослым, долго жил в лесу и только недавно вернулся, как он сам говорил: «откинулся».

– Пиздец Илюше! – закрыв глаза продекламировал Колька.

– Это хорошо или плохо? А еще что сказал?

– За Володьку упекут на три года зону топтать.

В голове лихорадочно крутились разные мысли. Что такое «пиздец» было непонятно, возможно это даже что-то хорошее. Конечно, хуже, чем ремень, но звучало красиво и обнадеживающе. «Зона» – это квадратик, который мы рисовали мелом на асфальте когда играли в «банки». В центре квадратика стоял кирпич, на который ставились пустые банки из-под консервов. Так, мне четыре года, значит «три года зону топтать» звучало совсем хорошо, только если ремнём бить не будут. Это значит, что следующим летом меня не будут возить на дачу и заставлять собирать ягоды. Буду сидеть во дворе на кирпичике, все пацаны под боком и даже поиграть наверняка можно будет. «Упекут» – тоже непонятно. Мама с бабушкой пекут пироги в духовке, на большом чёрном противне. Возможно, меня ненадолго засунут в духовку, а потом на противне отнесут на зону. Неплохо, неплохо. Лишь бы ремнём не били.

– А ещё Серый говорил что-нибудь?

– Говорил, говорил, сейчас….

– Ну?

– Падлой буду!

– И всё?

– Всё.

Возможно, Серый имел в виду, что именно он будет совать меня в духовку, а потом относить на зону. Если он будет заставлять меня топтать банки – я откажусь сразу. Не хочу обижать маму. Просто сяду на асфальт и ничего топтать больше не буду. В прошлом месяце мы с пацанами топтали банки на помойке, и я порвал свои сандалии. Мама на меня дулась целую неделю, а потом в отместку купила мне сандалии не голубенького цвета как я хотел, а серые с бантиком. Я этот бантик потом два дня стёклышком выковыривал, чтоб дворовые пацаны не запозорили.

Колька достал горсть семечек, и мы молча сгрызли их, задумчиво глядя на погружающийся в ночь двор нашего дома. Когда совсем стемнело, пришлось идти домой. Дома было подозрительно тихо. Папа спал у работающего телевизора, мама гремела посудой на кухне. Я на секунду заглянул на кухню, чтоб мама меня потом не искала, но она даже не обратила на меня внимания. Я скрылся в своей комнате, быстро разделся и лёг в кровать. Кажется пронесло. Сегодня меня бить не будут.