Андрей Щупов - ВРЕМЯ СТАЙ

– Как тут у тебя?

– Двоих прижмурил, еще трое у оградки залегли.

– А нас, по-моему, кто-то фотографировал. Не видел тут посторонних?

– Вроде нет… Что с Волком?

– Если шмаляет, значит, жив.

– Ладно, будет вырываться по второму варианту… Давайте в машину!

Мотор неприметного, упрятанного среди деревьев «Москвича» с готовностью взревел. Машина лихо рванула с места, смяв пару кустов, выкатила на укатанную просеку. Шмель откинулся на сиденье, улыбаясь, пощупал раненный бок. Махровая ткань успела основательно пропитаться кровью.

– Вы не из «Белой стрелы» случайно?

– Не волнуйся, не из нее.

– Спасибо, успокоил. – Шмель на секунду зажмурился, заляпанную кровью ладонь вытер об одежку. – На кого бы вы не работали, ребятки, готов платить вдвое.

Майор даже не оторвал глаз от дороги. Дмитрий взглянул на авторитета с откровенным холодком.

– Ты-то готов, мы не готовы.

– Ну, смотрите. Вам решать…

Недолгая тряска закончилась лихим подъемом, и, нарушая правила, «Москвич» вылетел на шоссе заставив притормозить несущийся грузовик. Справа и слева потянулись неказистые двухэтажные домишки. Выстроенные еще пленными немцами и считавшиеся в далекие шестидесятые вполне приличным жильем, сейчас они навевали откровенную тоску.

Юркнув в узкий проулок, «Москвич» остановился.

– Кажется, оторвались. – Тимофей кивнул за окно. – Слева окраина Уралмаша, справа дикие джунгли. Куда ни шлепай, все хорошо. Ни одна тварь не найдет.

Дмитрий взглянул на соседа.

– Все, Шмель, на выход. Приехали.

Авторитет нахмурил брови.

– Не понял?

Тимофей, не оборачиваясь, проворчал:

– Мы свое дело сделали. Счастливого пути!

– Я ранен!

Дмитрий протянул руку, услужливо распахнул дверь.

– Насколько я в этом смыслю, ранение не слишком серьезное. Так что весьма сожалею, но мы не «Скорая помощь».

– И не трамвай, – пробурчал Тимофей.

Не произнося ни звука, Шмель выбрался из машины. Дмитрий закрыл дверцу. Чахоточно кашляя, «Москвич» тут же отъехал.

– Ну? Куда теперь? За Стасиком?

– Само собой. Подождем в условленном месте.

– А потом?

– Потом к Диане. Там у меня стрелочка с Рассохиным. Доложу ему обо всем.

– Как скажешь, Гепард… Кстати, все забываю спросить, ты по-прежнему у него в имиджмейкерах?

– Никак завидуешь?

– А что, работка не пыльная. Тем более, что хозяин в гору идет – не сегодня-завтра станет мэром или губернатором.

– Работка непыльная, это точно. В особенности, если судить по сегодняшнему вечеру. – Дмитрий ковырнул пальцем над верхней губой, отклеивая полоску усов.

Тимофей коротко глянул на него, вполголоса фыркнул.

– Да уж, усики тебе не идут.

– Давай, кучер, не отвлекайся! На дорогу гляди.

Заложив вираж и вереща покрышками, «Москвич» развернулся на дороге, на предельной скорости полетел в обратном направлении.

Пальцем Колянчик попробовал колупнуть в солонке. Ничего из этой затеи у него не вышло. Горлышко оказалось чересчур узким, а палец чересчур толстым. Точь-в-точь – усохшая сосиска. До соли не доставал даже желтый, украшенный черный каймой ноготь, а уж ногти у Колянчика были достойные. Стричь он их не стриг, чаще всего ногти ломались сами. Особо неприятные заусеницы Колянчик стесывал трением о стены, а чаще скусывал зубами. Лежа на раскладушке, Вовчик с вялым любопытством наблюдал за потугами клешнястой руки Коляныча, хотя ничего интересного в этой руке не наблюдалось. Пятерня стареющего работяги с корявыми буковками на фалангах. «Нялок» – если читать справа налево. Буква «о» на указательном пальце, буква «к» на большом, – имя таким образом заканчивалось на безымянном.

Николай как-то рассказывал историю своей юношеской татуировки. В армии насмотрелся на самостийных художников и решил тоже попробовать. Очень уж хотелось быть красивым. Сперва думал написать «Коля» – просто и без лишнего форса, однако когда покончил с «я», запоздало сообразил, что мизинец остался чистым. Гляделось это нелепо, и еще нелепее казалось ставить на мизинце точку. Так и родилось «Колян». А, родившись, пошло-поехало. Ни Колей, ни Николаем его больше никто не называл. Сам себе разметил судьбу. Иглой, смоченной в спиртовых чернилах.