Александр Запорожан - Мо Ир. Эондарум

– Я в этом не виноват, – оправдался Канцлер. – Ты слишком эмоционально воспринимаешь эту утрату, твой сын ведь не погиб, он просто выбрал другую сторону.

Николас разгневался.

– Он больше не мой сын, не тот ребёнок, которого я воспитал! Теперь он солдат Орденов с переделанной личностью, я даже боюсь, что среди врагов однажды встречу именно его лицо!

– Ну хватит! – резко перебил его Канцлер, – ты забываешь, с кем говоришь! Я в первую очередь не твой отец, а Канцлер Империума! Твой сын обязан был служить Империуму, он просто оказался слаб и предал нас!

Николас взглянул на него холодным, слегка прищуренным мстительным взглядом. Абсолютно холодным взглядом – таким, что даже лёд показался бы теплее.

– Это неотъемлемое право, – сказал Николас. – Я забираю твоего сына, как ты забрал моего. Твой сын – мой военный трофей, я завоевал его кровью и спас ценой своей жизни, таковы законы. Теперь он мой.

Канцлера словно оглушили, он весь побледнел. Николасу это показалось странным. По его мнению, Канцлер должен был предвидеть такой исход событий, однако…

Моментально Канцлер пришёл в ярость, его лицо стало бесстыдно краснеть. Рихтаргу хотелось бы задушить Николаса своими руками прямо здесь и сейчас, пока тот ещё не мог двигаться! Но наказание!..

Николас объяснил себе его реакцию: Канцлер, скорее всего, просто оказался не готов к такому скорому выздоровлению Николаса, к полноценному диалогу с ним. Видимо, он что-то планировал на то время, пока Николас бы лежал без сознания, что-то безвозвратное. Но теперь эмоции Канцлера бились через край, несмотря на его привычное судейское беспристрастие. Его планы рухнули. Канцлер вдруг почувствовал, что проиграл. Но после нескольких мгновений решил отказаться от своих ощущений и снова слился с холодной стеной позади. Как подобает Верховному Канцлеру – «эмоции мешают делу».

– Я ожидал, что ты этим воспользуешься, иначе зачем тебе было рисковать, – процессуальным судебным голосом ответил ему Канцлер Рихтарг.

Канцлер встал, церемониально подобрал свои длинные одеяния и, глядя вдаль окна, словно обращаясь в никуда, продолжил:

– Ты получишь то, что принадлежит тебе по праву, это закон Диетта.

После этого Рихтарг холодно развернулся и покинул станцию реанимации Николаса.

«Принадлежит тебе по праву», – повторил про себя Николас. Магистр подумал, что вибрации голоса его отца не сходятся со сказанными словами, а это означает, что Канцлер солгал и не собирается уступать. Но это и так было очевидно.

Николас был доволен тем, что театр удался. Он очень хотел, чтобы Канцлер даже не сомневался в именно личных интересах Магистра. Политики столь сильно ограничивают свой взор, анализируя мир только на уровне личных интересов и личных амбиций. Им не ощутить волю Мо Ира, а воля Мо Ира совсем в другом. Младенец, то есть брат Николаса – это перерождение Владыки Эондарума. Впервые за две тысячи лье! И так близко! Это обстоятельство кардинально меняет все полюса событий.

– Магистр Николас, – вдруг прервал его размышления сумбурный голос военного врача, только что вошедшего в палату Магистра, – мне необходимо вас осмотреть.

«Он сразу знал, что я в сознании, – подумал Николас, – значит, общался с моим отцом». Николас посмотрел на шприц в руке врача.

– Вам разве датчики не показывают моё состояние? – сымитировал Николас удивление.

– Показывают, – ответил ему врач, – именно поэтому мы обязаны принять меры.

– Ты хочешь уйти! – приказал ему Николас, используя тональность голоса.

– Не поможет, Магистр Николас, – без какой-либо реакции ответил ему военный врач, – нас осведомили о Ваших способностях, мы охранены от голосовых воздействий.

Николас увидел на враче выраженный ментальный след Канцлера, а значит, они в сговоре.

Целенаправленно подойдя к Николасу, врач явно не рассчитал, что способности Магистра куда выше предполагаемых. В следующий момент игла вонзилась в ногу военврача, и, не успев что-либо сказать, врач стал медленно сползать по стене. Николас убрал руку с его рта, которая предотвратила попытки позвать на помощь. Совершенно ясно, почему Империалисты тайно побаиваются ОТР-щиков. И правильно.

Николас аккуратно выглянул из палаты. Никого не было. Тогда он вышел в коридор и дошёл до рефлекторного лифта в конце отделения. Он взглянул на камеру видеозаписи сверху, и она выключилась. Выключать камеры силой мысли было его излюбленным приёмом. Войдя в комнату лифта, Николас обратил внимание на свой внешний вид. Ему стало жаль, что у него нет его привычной одежды. Но тратить время на её возвращение – роскошь. Ему придётся уйти в одной пижаме и босиком.