– Предъяви.
– Не предъявлю. Открой.
– Не могу. Александр Ильич распорядился…
– Мне плевать! – выпалил я. – Или он меня впустит, или идите к черту! Я в дебильные игры играть не стану. Так и передай ему, пусть решает. Але?
Дима молчал. В динамике тихо потрескивало. Затем электрозамок зажжужал, и дверь открылась. Я протиснулся внутрь и вопросительно взглянул на этого носорога. Дима мотнул башней, иди, мол. Душа моя ликовала: неужели маленькая победа?!
Я прошел по коридорчику и через несколько шагов увидел полуприкрытую дверь в стене, откуда лился свет. Сам коридорчик метров через десять неожиданно оказался перегорожен другой металлической дверью. Замка в ней не было, очевидно, она как-то закрывалась с другой стороны. Проем и дверь возвели не так давно, судя по тому, что тон краски на стене вокруг двери отличался от тона краски на других стенах. Я свернул в проем, откуда бил свет, и сразу понял, что это и есть лаборатория.
Повсюду торчали пробирки, склянки и приборы. По стенам тянулись стеллажи с химикатами, коробками и стальными поддонами. Под бетонным потолком ярко горел светильник.
Комов Второй в сером халате стоял у стола, широко уперев руки в металлическую столешницу, вполоборота ко мне. Когда я вошел, он повернулся и скрестил на груди руки. Дима тоже вошел и замер у двери, превратившись в статую носорога.
Комов Второй смотрел на меня изучающе. Ждал. Тест, по всей видимости, еще продолжался.
– Александр Ильич, – сказал я недовольно. – Я приехал к вам за помощью, а не в квесты играть. Зачем весь этот шлак с косточками? Я вам кто?
Комов Второй забегал глазами по углам, пожевал губами, вздохнул. Надо было его добивать.
– Если я вам не по душе, извините. Но, если честно, мне очень хотелось побывать в лаборатории. Опыты всякие… Я в школе любил химию. У вас тут секреты? Не хотите со мной общаться – ну, скажите: иди, Игорек, лесом. Без этой хиромантии с косточками. Я что, дебил? Я пойму. Могу уехать, чтобы вас не стеснять.
Слова летели из меня как автоматная очередь, я и сам офигел. Ляпнул, а потом самому стало страшно. Вдруг он сейчас скажет своим тихим унылым голосом: «Уезжайте, Игорь. Так будет лучше всем». Но, слава всем богам, этого не произошло.
– Правда? – произнес Комов Второй.
– Что?
– Правда, интересно? То, чем я здесь занимаюсь?
– Конечно! – воскликнул «племянник», уже простивший выходку дяди. – Если это не секрет. А вдруг химия – мое скрытое призвание? – Меня снова понесло. – Неосознаваемое это… предназначение. Судьба, типа. Брошу свои железяки. Буду превращать как это там… вино в воду…
– Наоборот, – сказал Комов Второй.
– А? В смысле: воду в вино…
– Как у вас с работой, Игорь? – поинтересовался он. – Есть успехи?
– Так выходные же… – вздохнул «родственник». – В понедельник собеседование. На другом конце Москвы, представляете? Москва такая огромная, просто пипец!
Комов Второй молчал, снова думал. Что у него там под черепушкой крутилось?
– Я вас помню еще первоклашкой, – сказал он задумчиво. – Летят годы.
– А вы почти не изменились. – Ляпнул, чтобы хоть что-то сказать. – Дядя Саша.
Он вздрогнул, когда я его так назвал, посмотрел на меня то ли испуганно, то ли еще как – я не понял. Но что-то изменилось в его взгляде, на миг мелькнуло…
– У тебя родинка была, помню, – сказал Комов Второй. – Большая такая, на попе. Ведь так?
Озноб прошел у меня по коже. Ну вот и приплыли. Вот и сказочке конец. Палево так палево. Но зачем он это сказал? Спокойно, спокойно… Держим себя в руках!
– Я, если честно, и сам не помню, – произнес «племянник», виновато улыбаясь. – Мама, вроде, не говорила… Может, и есть родинка. А вы это к чему, Алекс… дядя Саша?
Комов Второй молчал, стоял неподвижно, словно лом проглотил. И лицо у него стало вытянутым.
– Вы думаете… опасаетесь, я не Игорь? Удостовериться, что ли хотите? – забормотал обескураженный «племянник».
Комов Второй по-прежнему молчал, смотрел на меня во все глаза.
– Я понимаю… у вас ситуация непростая… – бубнил «племянник», собираясь с духом. – Столько лет…
Я взялся за пряжку ремня.
Чего он ждет? Если я начну раздеваться, будет это плюс или минус в мою пользу? Я уже готов был блефануть, начать стаскивать штаны, медленно-медленно так стаскивать, чтобы дать ему прокачать чувство стыда, дать шанс остановить меня, одуматься… Я был к этому готов, но опять, как в ситуации с косточками, я вдруг понял: нельзя! Нельзя играть в его игру, если ты не Тёма, а Игорь из Твери! И тогда я убрал руку с ремня и сказал хриплым голосом:
Читать дальше