Сергей Фомичёв - Транзит

– Поэтому ни Панамский, ни Никаруганский каналы так и не построили.

– Тем больше причин договориться. Но вокруг выбора маршрута завязалось множество интриг. Финансы. Промышленность. Подряды. Налоги и сборы. Сам должен понимать. Поэтому-то мне и нужно непредвзятое мнение.

Князь отодвинул вазу с фруктами и, положив на её место стопку бумаг, нажал рычажок. Стопка появилась перед Светловым. Поверх прочих бумаг лежала книжка НПС с бронью места на завтрашний курьерский поезд.

– Мелкие клерки уже на месте, готовят техническую часть, те что поважнее будут заняты договором, они выдвигаются сейчас. Затем поедут главы департаментов, журналисты. Сам я, как и другие первые лица, подъеду уже к самому подписанию. Успеем с тобой переговорить, если согласишься. А вдруг что-то срочное всплывет, сообщишь по телеграфу.

– Хорошо.

– Так ты согласен? – удивился князь. – Честно говоря думал, придется долго тебя уговаривать. Прикидывал, чем подкупить можно…

– Или пригрозить.

– Или так.

– Я поеду. Но ты выдашь мне грамоту о содействии. Для департамента путей сообщения, почты, связи, таможни. В том числе разрешение на передачу шифрованных сообщений. И чтобы ни Вяземский ни Алтуфьев не совали нос в мои дела.

– Грамота лежит сразу под материалами дела, – князь усмехнулся. – И не опасайся Вяземского. Он сам тебя предложил, как независимого эксперта, так что с его парнями проблем не возникнет. Но с Алтуфьевым будет сложнее. Прикрыть тебя от него, означает растрезвонить на весь свет, что ты отправляешься не сам по себе.

– А я отправляюсь как кто?

– Там среди бумаг аккредитация на конференцию от журнала «Стандарт». Поедешь как очеркист.

– «Стандарт»? – Светлов не столько удивился сколько смутился.

– А ты от «Вестника» хотел бы поехать? Брось, так у тебя будет больше времени. Охранную грамоту можешь использовать свободно. Мы иногда даём такие и другим журналистам. С прессой нужно дружить.

– Но Алтуфьев подозревает меня в причастности к убийству.

– Он предъявил обвинение?

– Нет. Но подозревает.

– Выкрутишься.

***

Ему следовало бы отоспаться, чтобы обдумать события последних суток на свежую голову, но неожиданное предложение князя потребовало срочных действий и прежде всего предупреждения своих людей на местах.

Восточная телеграфная башня стояла на Панских Буграх, рядом с Сенной площадью. Светлов добрался до неё на паровике, что ходил по Жуковской улице от Кремля до Казанской заставы.

Из-за грядущей ярмарки всё и здесь стояло вверх дном. Приказчики запрашивали сведения о движении грузов, выясняли где и что потерялось, отчитывались о прибытии; другие утрясали финансовые вопросы, интересовались котировками, ценами. В главном зале, что занимал половину цокольного этажа башни яблоку негде было упасть. Народ толпился перед столами с бланками отправлений, выстаивал в двух очередях – к окошкам обычных и срочных отправлений, а приезжие ожидали сообщений у окна «до востребования». Очереди были общими для всех сословий, лишь для княжеских фельдъегерей имелась особая дверца.

Толкотни добавляли курьеры, которые пользовались ещё одной служебной дверью. С восточной башни начиналась Сибирская линия телеграфа, но от Нижнего выходили ещё две – Суздальская (с Башней на Гребешке) и Казанская (с башней на Тёплой горе). Между собой с помощью света башни не сообщались, а для транзитных телеграмм по городу бегали курьерские паровики, перевозящие карточки отправлений.

Светлов заполнил бланк, используя шифр и смог уложиться в тридцать пять знаков с пробелами. Вообще-то оправлять шифровки частным лицам запрещалось и обычно он использовал кодовые сообщения, вроде «Тётушка тяжело больна». Но на это раз у него был карт-бланш от Великого князя, а шифр позволил сократить сообщение до минимума.

Стоя в очереди, Светлов подумал, что многолетняя битва за пропускную способность телеграфных линий достойна отдельного очерка в каком-нибудь популярном издании, вроде «Науки и техники».

Дальнеизвещающая машина (известная больше, как семафор или оптический телеграф) перестраивалась несколько раз. Поначалу в качестве источника использовали собранный линзами и зеркалами свет солнца, но позже башни оснастили фонарями Кулибина с быстрыми шторками. Сообщения стали передавать международным кодом Альфреда Вейла: короткими, длинными и очень длинными вспышками света.

Чтобы увеличить пропускную способность код радикально переработали. Длину поставили в зависимость от частоты употребления букв. По этому пути, впрочем, пошли многие страны, что вызвало необходимость перекодировки сообщений на границах, так как частотность букв в разных языках была разная, да и сами алфавиты различались. Кстати, в плане алфавита нижегородская реформа орфографии (когда из употребления выбросили добрую дюжину букв, а «Еръ» перестали ставить в конце слов) сыграла местным телеграфистам на руку. На знаках экономили, где только могли.