Для очистки совести он решил заскочит на Самокатную площадь, которая имела дурную славу даже среди не слишком притязательного населения левого берега Оки. Подобно московской Хитровке Самокаты являлись сосредоточием преступности, азарта и разврата. Жизнь здесь бурлила всю ночь, порой перетекая в поножовщину, стрельбу или обычные кулачные бои. Мирных клиентов обычно не трогали (если они не пытались уйти домой с крупным выигрышем). Но трезвый господин в хорошем костюме без веселой девицы под рукой неизменно вызывал подозрение. И хотя уже светало, это не делало задачу Светлова проще. Если по Ярмарке опасно было разгуливать среди ночи, то на Самокаты не стоило соваться и среди бела дня. Даже полиция без усиления жандармами или военными предпочитала игнорировать этот географический объект.
Если не присматриваться к слишком утилитарным и грубым фасадам торговых рядов, Ярмарка походила на Амстердам. Система каналов позволяла подвозить товар прямо к складам на баржах и стругах. Для питания системы водой и прохода судов Волгу соединили с Мещерским озером, от которого водные артерии направляли воду уже в ярмарочную каналы, а затем всё лишнее спускалось в Оку. В засушливое время на помощь Волге приходила Пыра, что текла среди болот от самого Черноречья. От неё вел вспомогательный канал.
Но то ли в расчеты закралась ошибка, то ли воды стало меньше, так или иначе Пырский канал обмелел и заболотился. Его легко переходили вброд во множестве мест и люди и скот. С другой стороны берега стали топкими, неудобными для организации складов. Вот в этом труднодоступном секторе, окруженном озером, каналами и обширными канавинскими болотами расположились Самокаты.
Здесь находились и вполне легальные заведения, платящие в казну положенные сборы, но больше было подпольных. Одни буквально скрывались в сырых подвалах, другие маскировались под заброшенные склады, третьи устраивались на островках посреди болот. К одному из таких тайных убежишь вели хлипкие мостки кое-как переброшенные через заполненные чёрной водой ямы.
Едва Светлов ступил ступил на песчаный, поросший ивняком берег островка, как его окликнул писклявый голос:
– Сто хосподин-холосий, девощку исещь? Их есть тут, а то и мальщонку сооблазить мозем. были бы глоши. Есть у хосоподина-холосего глоши?
– Уймись, плесень, – бросил Светлов, с места, однако, не двигаясь. – Мне нужен Ванюта.
В кустах затрещали ветки, затем на целую минуту установилась полная тишина.
– Платит всякий тютя за подход к Ванюте.
На этот раз голос был другим. И очевидно требовался какой-то определённый ответ, которого Светлов просто не знал. Не был он частью криминального сообщества, несмотря на занятия контрабандой. Дела вел, но не здесь. С Ванютой он встречался в городе, на Бульваре, что огибает Кремль. Каждому дню недели соответствовала своя башня. А за день до встречи Светлов обязательно подавал знак – бросал гнутую монетку мальчонке, что чистил обувь на Осыпной улице, у входа в Чернопрудский сад.
Здесь же, в чужой среде, он не знал, как себя повести. Если согласишься платить неизвестно какую цену, то наверняка огребёшь за простоту, а пошлешь говорящего огребёшь вдвойне за дерзость. Тем более, что на стрёме наверняка какие-нибудь шестёрки стоят, и вступать с ними в долгий разговор значило бы понизить свой статус.
– Всякий пусть и платит, – ответил он, стараясь сохранить нейтральность.
Видимо ответ засчитали за приемлемый.
– В шалмане Ванюта. Иди по тропке не ошибешься. А ошибешься, так назад не вернёшься.
Он и сам знал куда идти, но без разрешения запросто наткнулся бы ребрами на нож или горлом на петельку из конского волоса. Но и теперь на всякий случай сунул руку в карман, где держал револьвер. Большим пальцем взвёл курок, а ствол приподнял, чтобы выстрелить вперед или в сторону не делая лишних движений.
Кое где на мокром песке и топкой земле были уложены старые доски и куски топляка, где-то присыпали битым кирпичом. По этой тропинке он вышел к сердцу островка – небольшой возвышенности, которую не заливало даже в весеннее половодье. Тут стояла старая пильная рама, несколько сараев. Шалман представлял собой длинный барак, в котором когда-то жили строители канала. Теперь часть здания отвели под подпольную корчму, часть под публичный дом, а часть под номера для постояльцев.
За исключением двух-трех человек, на него не обратили внимания. Раз дошел, значит свой или к своим. А если и случайно попал, то быстро выдаст себя. Впрочем большинство уже спало на лавках и под ними.
Читать дальше