Кирилл Шатилов: Многоликий странник

При случае Уил мог бы похвастаться тем, что слыл завсегдатаем таверны «Пьяный монах», которая славилась на весь Уинчестер количеством сортов хмельного пива и всевозможных видов эля, браги, сидра и даже привозных вин, однако ничего подобного этой таинственной настойке он отродясь не пробовал. Вкус ее одновременно пугал и манил. Он машинально поднес фляжку к губам, но принюхался и передумал. Впереди его ждал неизвестно сколь долгий путь, а во хмелю кто угодно может наломать дров. Даже бывший покойник.

Постепенно сухие заросли начали заметно редеть. Странный сушняк то здесь то там теперь перемежался с хвойными деревьями, похожими на облезлые ёлки примечательные еще и своими нарочито длинными иголками. От голода Уил попробовал их жевать, но горечь была такая, что пришлось снова лезть за фляжкой. Лучше было о еде не думать вовсе.

По тому, как сложно стал даваться каждый шаг, Уил понял, что дорога пошла вверх. Он взбирался на холм. Путеводные звезды тоже пропали, так что приходилось полагаться на шестое чувство. А оно подсказывало, что за подъемом обязательно следует склон.

Однако Уил все шел, а холм не кончался.

Основательно выбившись из сил и по-прежнему не испытывая желания спать, Уил решил сделать короткий привал. Почему именно короткий, он сам не знал. Вероятно, по-хорошему стоило дождаться утра и тогда сделать более правильный вывод о своем местопребывании. Но желание поскорее добраться до дома и голод лучше любого кнута подстегивали его вперед.

Опустившись на землю возле толстого дерева, напоминающего настоящий дуб, он вытянул ноги. И чуть не вскрикнул: ноги свободно болтались над бездонным провалом. Еще шаг, и он бы камнем упал в пропасть. Ибо теперь, вжавшись правым боком в пористый ствол, Уил видел, как впереди медленно рассеивается густой туман, озаряемый первыми всполохами всплывающего из ниоткуда солнца, а под туманом обнаруживается вовсе не усыпанная иголками трава, но зияющий простор долины, пересеченной излучиной реки. Река с такой высоты представлялась тоненьким ручьем.

Теперь Уил знал, что не просто заблудился. Ничего подобного поблизости от Уинчестера не было и не могло быть. Правда, там протекала река, которую в стародавние времена так и назвали «река», то есть Эйвон, однако несла она свои неспешные воды по равнине, и не существовало такой горы, с которой ее можно было бы спутать с ручьем. Гор в Британии, а тем более в Уэссексе, где от одного взгляда вниз захватывало бы дух, не было, разве что на севере далекой Шотландии, но ведь не сошли же с ума его друзья и родственники, чтобы устраивать похороны за тридевять земель. Да и не слышал он о том, чтобы в эту пору в горной Шотландии по ночам стояла такая теплынь.

По мере того, как поднималось солнце, заливая мягким оранжевым светом просыпающуюся долину, снизу, из-под усталых ног потрясенного путника задул прохладный бриз. Над его головой зашумели кроны деревьев. Запрокинувшись, Уил убедился в том, что это и в самом деле дубы. На земле то здесь, то там лежали упавшие желуди.

Лес позади тоже стал дышать и оживать после лунного сна. Солнечный свет во мгновение ока преобразил его. Уил снова не верил своим глазам, вспоминая, какими хмурыми, безнадежно черными и пугающими немногим более четверти часа назад казались ему эти могучие дубы. Теперь же они успокаивающе шелестели листвой и молча ждали его дальнейших действий. Они созерцали его, пока он ошарашено взирал снизу-вверх, понимая, что сейчас они – невольные свидетели его одиночества и единственные друзья.

Отвесный склон тянулся в обе стороны насколько хватало глаз, до самого горизонта. Как будто в этом месте земля раскололась пополам, и одна ее половина осталась там, где сейчас сидел Уил, а вторая опустилась на многие мили вниз и зажила своей собственной жизнью. Правда, жизнь ее разглядеть с такой высоты не представлялось возможным. Поросшие лесом берега реки казались поросшими мхом, а выступавшие кое-где островерхие скалы – крохотными камушками, способными разве что уколоть босую ногу.

Первородный страх Уила сменился робким очарованием. Теперь он воочию мог представить себе, как выглядит знакомый ему мир людей глазами свободно парящей птицы. Если птицы вообще умели подниматься на подобную высоту.

В некоторых местах долины из-под «мха» покрывавших ее лесных чащ поднимались струйки белого дыма – единственный видимый признак присутствия там человека. Если там были деревни или даже города, лес надежно скрывал их от постороннего взора.