И она поняла ЭТО, в эту минуту, секунду, мгновение, миг, когда последний луч почти севшего солнца еще освещал застывшую картину мира..Золотой пляж..Травинки..Замшелые камни в дюнах… Она поняла, как надо слиться с небом.. Собой-Богом… Просто быть в одном моменте ДО конца! Еще БОЛЬШЕ, чем раньше. Не упуская ни малейшей детали в сияющей панораме мира. Не позволяя грязи мыслей-тревог опутать сердце-душу паутиной внешнего. Из-за этого мотылек не мог полностью расправить свои крылья, чтобы улететь. Она и раньше знала это. Но есть тонкая разница между знанием и ом-со-знанием. Первое лежит в области тюрьмы ума, а второе заключено в пылающем как костер сердце.
Истина… Сердце..Свобода….Истина не понимается умом, она видится сердцем, и чувствуется душой. И она стояла здесь, затормозив механизм заката своей пробуждающейся силой и ощущала растворение в волнах космического океана-покоя…
ОН-А Смотрела на море и была Морем, и мысли не тревожили ее, разноцветными рыбками прыгая по поверхности волн. Она была Им, чувствуя в его символе безграничную бесконечность, разложенную на миллион сверкающих капелек света. Она смотрела на Небо и была Им, С-Рождаясь с игрою атомов-пузырьков воздуха, осознавая в себе его чистоту.
Между пальцев ее текла струйка песка, и она ВИДЕЛА огромную важность существования каждой песчинки, она и была ею, частью, песчинкой в мириадах песочных крупинок вокруг и каждая несла свою цель-важность, суть, в целом образуя Единство Души Мира. Душа мира была в ней, и она была в душе мира, истина пряталась в том, что душа мира и он-АА, это было одно ЦЕЛОЕ, существуя всегда и везде. Но она опять не могла выразить словами это понимание. Она была им сейчас. Почему другие не хотят попытаться увидеть это единство? Как смешно существовать отдельно от него и думать, что его нет. Наша цель припасть к нему, стать целым, а не частью… оторванным куском. Каждой песчинке слиться с пустыней понимания всего и вся…
«Но мне уже поздно помогать им. Мое время-бремя, истекло». И она вытянула руки, чтобы в последний раз нежно обнять мир теплом своего дыхания. Еще раз насладиться ветром..Морем..Небом…
Травинками, заблудившимися в одиночестве белесых дюн. Но небесный мотылек внутри ее сердца уже не мог ждать, яростно трепеща своими хрустальными крыльями в жажде разорвать клетку тела.
И, взмахнув ими в усилии пробуждающегося единства, он выпорхнул наружу, покинув теплое, но тесное место в естестве человеческого тела… Он полетел над темнеющей панорамой моря, весело, еле слышно гудя, и наслаждаясь долгожданной свободой. Он поднимался все выше и выше, перекатываясь и прыгая в тугих струях воздуха, щебетал, и сверкал на солнце цветными стеклышками крыльев. Он возвращался домой… Туда, откуда спустился сюда, в вечную весну душу-мира… Он возвращался к солнцу…
Закат потух. И мир окутала ночь, долгая ночь, не имеющая конца – наш же путь ВВЕРХ-х-х! Еще только начался.
«Шум волн – услышу ли я этот звук вновь?
Мы pождены теpпеть боль и гpеть кpовь, Hо тень дня, луна уйдет, Cтая меня возьмет. Дождь мой, где имя твое? Верь мне. Я сила твоя, верь мне, Твоpи мою плоть. Камень. Руками холод pанит. Твеpдыня, век манит. Хочу твоих снов. Пусть я, живая ткань и pазум, Отбpошу все сpазу я Стану ли нов?
Разбей, pазмешай, pаствоpи, pазвей
И назови меня ветpом» …..
Мумий Тролль «Всецело Всем».
Бог свернул ее побег от мира в блестящую математическую Формулу и создал из нее то, что должно получиться из отрицания Реальности. Он создал меня.
Разворот формулы был долог. Это длилось по земному летосчислению тысячу из тысяч лет, но здесь, в астрале, это было бесконечно мучительно. Злобные мысли, отринувшие мир – они вернулись и упали на мою Голову, низринули В материю, чтобы я еще более ужаснулся тому, что наделал – и я попал в тюрьму Земли. Комнату без выхода, где и находился и нахожусь до сих пор и где все вы, воображающие, что живут в раю…
Формула развернулась. ВОТ он, настоящий мир нашего общего сна:
«Коробок. Часы. И Степ-а». – Возник…
ЭТЮД
На золотом столе из старого дерева, лежали… Степа. Коробок. Часы.
Степа часто любил лежать на этом столе, что обычно использовался им для приготовления домашних заданий. Степа был лилипутом, часто носившим (летом он любил), коротенькие зеленые штанишки с монограммой Христа, фланелевую рубашку в черно-белую клетку и кепку, красную, с длинным козырьком. Ему было вроде пятнадцать лет, его особо не любили ни в школе ни дома. Мать, красивая женщина бальзаковского возраста, с длинными до пола золотыми волосами и чудесными наивными голубыми глазами, часто горестно вздыхала, глядя на него, и старалась поскорее заняться домашними делами, главным образом состоявшими в приготовлении пищи, уборке!
Читать дальше