Александр Абалихин - Multi venerunt, или Многие пришли

– Да ты сам говоришь с акцентом, – усмехнулся рыцарь, наблюдая за возмущающимся и нервно размахивающим руками селянином. – Подозреваю, что ты не только не католик, но даже не катар.

– Кто этот человек? – спросил папский легат у Мартина.

– Иноверец. Он давно поселился в Сомбре, – сухо ответил старик.

– Судя по его внешности, он иудей. И он ходит без жёлтого колпака? – удивился рыцарь и обратился к легату:

– Пьер, как думаешь, отчего в Окситании с иудеями обращаются столь мягко, что даже не заставляют их носить жёлтый колпак?

Давид перестал размахивать руками и кричать. Он уставился на рыцаря, священника и на всех остальных сидящих за столом, соображая, что ему делать дальше. Судя по всему, Давиду грозили большие неприятности.

– Мы не в Бретани или Лотарингии, а в Окситании и у нас никто не вправе указывать, какие головные уборы носить жителям или же вообще их не носить, – сказал Персиваль.

– Как же вас всех распустил граф Раймунд! – воскликнул легат.

– Граф просто подстраивается под местные условия. Я ему это сам всегда советую, – пояснил Персиваль.

– Ах, вот даже как! – прищурившись, проговорил Пьер де Кастельно.

– Наша Окситания – просвещённый край, и мы не обязаны следовать указаниям из Рима, – сказал Персиваль.

– Ваша Окситания слишком богата, чтобы долгое время оставаться вне влияния Папского Престола, и долго ваше просвещённое общество не продержится. Поверь, философ, северных баронов гораздо больше волнуют богатства Окситании, нежели религиозные воззрения её жителей, – заметил Пьер де Кастельно.

Между тем Давид неожиданно пропал, словно растворился в воздухе. О нём в пылу спора забыли, и он посчитал, что для него будет лучше, если он незаметно исчезнет. Давид умел это делать. Раньше он жил в Кастилии и там научился внезапно исчезать, когда чувствовал, что ему грозит опасность.

Сообщение о ворах, заявившихся в Сомбре, взволновало Грегуара. Юноша, как, впрочем, и все, кто знал Жерома и Этьена, догадались, кто увёл лошадей у бедного Давида. Увидев, как переменился в лице Грегуар, Вероника тоже догадалась, кто мог быть конокрадом.

– У них были веские причины, чтобы так поступить. Твой брат и его спутник не похожи на воров, – прошептала на ухо Грегуара девушка.

– А на кого они похожи? – шёпотом спросил юноша.

– На защитников слабых. Ведь твой брат мечтает спасти мою сестру Оливию, – тихо проговорила Вероника.

– Куда подевался этот возмущённый кражей кудрявый человек? – удивился рыцарь, глядя на то место, где только что стоял Давид.

– Зачем он нам нужен? – махнул рукой легат.

– Его словно ветром сдуло! Этот нахал слишком вольно себя ведёт. Как он смеет мешать обедать мне и папскому легату? – нахмурившись, сказал рыцарь.

– Так вот, слишком много вольностей допустил граф Тулузский в своих владениях. Совсем недавно я имел с ним очень неприятную беседу, – Пьер де Кастельно продолжил с Персивалем неожиданно начавшийся диспут.

– И что же случилось? Вы поссорились с графом? – принимаясь за фаршированную щуку, поинтересовался философ.

– По правде говоря, мы с ним никогда по-настоящему не мирились. Два года назад граф Раймунд обещал мне, что он, наконец, примется за искоренение катарской ереси в Окситании. Однако граф не сдержал своего слова, – недовольно надувая щёки и ожесточённо пережёвывая кусок щуки, проговорил Пьер де Кастельно.

– Не так легко править в стране, в которой многие католики поддерживают катаров, – сказал Персиваль.

– Правитель не может вести себя так, как это делает Раймунд. Ему надо быть твёрже и выбрать, наконец, с кем он – с сильным Римом или со своими катарами? В одиночку ему не справиться с Римом. Насколько мне известно, его союзник – король Арагона не торопится выступить на его стороне.

– Как я догадался, вы предложили графу принять сторону грубой силы? – поджав губы, спросил Персиваль.

– Не сторону грубой силы, а сторону Папы Римского. Он, а также все католические священники несут свет истины, – поправил философа легат, запивая фаршированную щуку вином.

– Откуда вам знать, где истина? – спросил философ.

– Истина следует из апостольских писаний.

– Но ведь из сотни евангелий были выбраны лишь четыре, а остальные изъяты из обращения – сожжены или уничтожены иным способом, а евангелие от апостола Павла надёжно сокрыто в одном из тайников папского дворца.

– Вы неплохо осведомлены, Персиваль, – усмехнулся Пьер де Кастельно, запихнув за щёку несколько солёных оливок. – Однако ваши рассуждения мне кажутся странными. Вы должны понимать, что, если многие евангелия были уничтожены, значит, на то была воля Господа.