Тут Грегуар вспомнил, что его отец заказал большой воз терпко пахнувших йодом целебных морских водорослей, которые должны были доставить с морского побережья. Жиральд готовил из высушенных морских растений отвар, который, вместе с настоями других целебных трав, малыми дозами добавлял в старое вино. Такое вино могло быстро вылечить любую сильную простуду.
Юноша расстроился. Гроза была сильная и, наверняка, она разразилась над всей Окситанией. Водоросли, которые обычно везли сухими, по дороге намокли, и теперь их придётся долго сушить. Вряд ли возница догадался прикрыть их рогожей. Теперь Грегуару придётся разложить растения под навесом, чтобы они, как следует, высохли.
Юноша первым из прихожан вышел из храма под проливной дождь и направился домой.
С самого утра его отец – Жиральд лежал в постели и лечился своим вином, которое ему регулярно подносила супруга. Так получилось, что на этот раз винодел сам простудился и слёг с жаром, болью в горле и кашлем.
Вечером разразилась гроза.
– Возвратился ли из храма Грегуар? – слабым голосом спросил Жиральд.
– Сама за него переживаю. Какая сильная гроза! Видно, Господь разгневался на нас! – воскликнула Аннет. – Зачем ты настоял, чтобы наш сын направился в церковь, когда с гор надвигались чёрные тучи?
– Как настоящий католик, наш сын не должен отказываться от посещения храма, испугавшись грозы. Если бы не моя болезнь, я бы тоже отправился на вечернюю службу.
– Твоё рвение не доведёт до добра, – покачала головой Аннет.
– Это твоё безверие не доведёт тебя до добра! Вижу, ты всё ещё сочувствуешь катарам. Ведь твои родители были катарами, – презрительно поджав губы, произнёс Жиральд.
– Мои родители были ткачами и приверженцами истинной церкви. Они называли себя Верными. Катарами нас стали называть католики, которые считают, будто Совершенные апостолы, которые являются наставниками Верных – это колдуны, якобы, использующие котов в своих колдовских обрядах.
– Сами катары сначала называли себя катарами. И слово «катар» по-гречески близко по произношению к слову «чистый». А уж потом кто-то из католиков придал слову «катар» обидный смысл, – сказал Жиральд.
– Вот и не обижай меня – не вкладывай в слова обидный смысл, – потребовала его супруга. – Мне неприятно, когда ты с презрением произносишь слово «катар».
– Неужели ты слукавила, приняв католичество? – расстроился Жиральд.
– Я приняла католичество только потому, что любила и люблю тебя.
– Мы с тобой давно стали седыми, но ты всё так же красива и добра! – улыбнулся больной.
– Ты стал улыбаться. Значит, скоро пойдёшь на поправку.
– До завтра жар у меня вряд ли спадёт, несмотря на то, что я пью своё целебное вино. Сегодня вечером или завтра утром прибудет подвода с водорослями. Жаль, они намокнут. Из сырых водорослей у отвара не будет нужной силы. Их придётся сушить, – посетовал винодел.
– Ты всё о водорослях беспокоишься, а я больше переживаю о нашем сыне. Ведь он вышел на улицу без накидки. Ему придётся возвращаться домой в такой сильный ливень, – Аннет поднесла подсвечник с зажжёнными свечами к окну, безуспешно пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте.
– Глупая! От этих водорослей, впрочем, как и от урожая винограда, зависит будущее наших сыновей. Всё-таки правильно, что я решил сделать нашего младшего сына виноделом, – прохрипел простуженный хозяин.
– Если бы ты так же подумал о нашем старшем сыне! – сказала Аннет.
– Я и о нём позаботился в своё время, да верно ошибся.
– Надо же тебе было пять лет назад отправить его в фонфраудское аббатство!
– А что я сделал не так? Тамошний аббат – хороший друг моего родного брата Жерара, который сейчас служит мессы в Риме. Фонфраудские монахи – добрые католики и что было бы в том плохого, если бы наш старший сын добился успеха на духовном поприще?
– Но ведь аббат сообщил тебе, что наш сын Жером сбежал из монастыря.
– Тем хуже для него, – проговорил Жиральд и закашлялся.
– Ты не знаешь настоящей причины, отчего наш старший сын сбежал из монастыря.
– Аббат Арнольд в своём письме указал, что Жером слишком мало внимания уделял изучению латыни и много рассуждал о неточностях, которые находил в священных текстах. Такое себе может позволить лишь философ Персиваль, И то, Персиваль такой смелый только потому, что он дальний родственник короля Арагона, да ещё ему покровительствует Раймунд – граф Тулузский. Посмотрел бы я на этого писаку, если бы он жил не в Тулузе, а, например, в Риме или Париже! Такие, как он, и наущают добрых католиков исповедовать ересь.
Читать дальше