Лилия Сагдиева - Судьба

– Мама. Я еду одна. Зачем мне лишние хлопоты? Подруга будет только мне мешать. Я еду не развлекаться, я еду отдыхать! Мама! Перестань, пожалуйста. Я уже не маленькая. Сама справлюсь. Вот все вещи я уже почти собрала. У меня все продумано до мелочей. Я знаю, куда я еду. Так что не волнуйся.

– Не маленькая она, – эти слова мои явно задели маму. – Не маленькая! Да молоко еще на губах не обсохло! Вот придет отец, посмотрим, что он скажет. Не маленькая! Да яйцо еще ты. Цыпленок желторотый, – хотела ранить она меня.

– Я взрослая! И сама в состоянии решить, что мне делать, где отдыхать и с кем отдыхать. Давай, сейчас не будем об этом, мама. Ладно? К тому же еду я в Турцию всего лишь на девять дней. Дочка твоя скоро приедет и подарков памятных привезет. Ничего со мной не случится, если ты пожелаешь мне удачи, – старалась хоть как-то смягчить я ее, уж больно было видеть, как она надрывается.

– А почему раньше ничего не сказала? Деньги-то у тебя есть?

– Не беспокойся, мама. Все в порядке – есть. Давать мне ничего не надо. А раньше я не рассказала о своей поездке в Турцию лишь потому, что не хотела слышать ваших нотаций и нравоучений. Я ведь сама могу лекцию прочитать, не хуже вашего, даже уши будут вянуть. Вы – хорошие учителя-воспитатели. Ладно, не обижайся, но я только что тебе сделала комплимент. Давай-ка мы все вместе чайку попьем на дорожку, мама. Я так проголодалась.

В негодовании, ломая руки, мама вышла. Я осталась в комнате одна. Хорошо, что никто не присутствовал при нашем разговоре: Наиль во дворе мыл машину, сестренка с моим племянником в огороде собирали спелые августовские наливные яблоки. В комнате стало невыносимо душно, как будто что-то давило со всех сторон: весь негатив матери расплескался по ней тяжелой аурой. Я открыла форточку, и легкий ветерок начал просачиваться сквозь сетчатую марлевую перегородку оконной форточки.

Тем временем с работы приехал отец. Я весело поздоровалась с ним. Он прошел в залу, мама – за ним. Следом, немного погодя, вошла и я. Как я заметила, мама уже успела что-то сказать папе. Завидев меня, она развернулась и вышла, оставив нас наедине. Папа стоял посередине залы. Я вплотную подошла к нему, заглянула прямо в глаза его, серо-зеленые, запрокинув голову, ибо на своего высокого родителя и воспитателя мне приходилось смотреть снизу вверх.

Вот его портрет. Строгий, задумчивый взгляд, меленькие стрелочки возле глаз, которые улыбались от души. И когда улыбался он, все лицо его преображалось при этом, ему были присущи добродушие и умение располагать к себе людей. Седеющие волосы, покрасневшая от частого пребывания на солнце кожа мягких, работящих рук, аристократически выразительное лицо с широким высоким лбом, на котором обозначилась сетка глубоких морщин, приобретенных за все пятьдесят шесть лет плодотворно прожитой жизни; полнота его фигуры удивительно гармонировала с высоким ростом и гордо посаженной головою, что придавало статность всему его облику. В движениях была легкость, не лишенная грации и быстроты.

– Папа, я лечу в Турцию. То есть сегодня еду в Набережные Челны, а затем шестого – в Турцию, – отпарировала я, в упор глядя в глаза отцу, во взгляде которых уже успела прочесть немой вопрос. – Вернусь четырнадцатого числа. – И это все, что я сказала.

Ждала его реакции и была готова ко всему. Каково же было мое удивление, когда глаза отца заулыбались теплым светом, и все лицо его расплылось в улыбке.

– Хорошо. Поезжай. Ты все собрала?

– Да, папа. Я еду одна.

– А заграничный паспорт у тебя есть?

– Конечно. Я его оформила еще в прошлом году.

Разговор был короткий. Все легко и просто. На лице отца я прочитала одобрение, и даже некую гордость. Я была так рада, что хоть кто-то из моих родителей понял, наконец, меня и поддержал, и самое главное – это был мой отец!

…Находясь в салоне автомобиля, я сидела на переднем сиденье, и трепещущий на сердце тяжелый след от скандала, устроенного матерью, постепенно стал отступать, и вскоре исчез полностью. И уже сам факт того, что еду я в машине с молодой супружеской четою и их младенцем, мчусь по черному асфальту со скоростью сто двадцать километров в час среди обширных полей, недавно еще бывших золотою нивою, и смешанных зеленых лесов, казалось, свидетельствовал о том, что я нахожусь в преддверии чего-то неизведанного, манящего, таинственно влекомого и совершенно нового. И радостно было на душе. Я, как стрела, рвалась в будущее в поисках приключений