Александр Шляпин - Посейдон и Русалка

– Валюха, я хочу пирожка! У меня шкура чешется от этих ароматов!

– А я хочу шубу из норки и чтобы с горностаевой опушкой!

– А я золото-зеленый «Ягуар», со стабилизатором курсовой устойчивости, АБС и нафигатором!

– Так пирожок с капустой, или «Ягуар» с нафигатором!? – переспросила Валька, растягивая физиономию в наглой улыбке кретина, нагадившего под соседскую дверь. – Ты Шурик, как— то определись!

– И пирожок капустой, и «Ягуар с турбонаддувом» – сказал я, и, захлопнув журнал, кинул его на пол, предчувствуя, что наш спор может перерасти в рукопашную схватку.

Валька продолжала стоять над душой подобно Церберу, сложив руки крестиком. На них, как на подпорку нависали её сочные молочные железы, придавая этому образу царственный вид. Бюст был предметом её особой бабьей гордости. Она с наглым любопытством смотрела на мою реакцию, и ждала момента, чтобы «укусить» меня еще больнее.

Я медленно опустил ноги в тапки. Почесал под резинкой трусов оголившуюся ягодицу, и, встав с дивана, направился на кухню. Голос Вальки меня остановил, словно кто— то невидимый дернул стоп кран набирающего ход «бронепоезда».

– Стоять! Куда пошел? – завопила она.

Так вопить мог только внезапно проснувшийся часовой, застуканный на посту начальником караула. И я встал. Встал по стойке смирно, делая вид, что подчиняюсь ей всей своей сущностью.

Набрав в легкие больше воздуха, я выдохнул, и сбросив с себя цепь раба, двинулся дальше на кухню. Мне теперь не нужны были ее пироги. Мне не нужны были ее плюшки. Там в банке с манной крупой была заначка. Я когда-то спрятал туда бутылку коньячка. Уже пару месяцев я лелеял надежду, что должен наступить тот час, когда я налью себе любимому пятизвёздочный бальзам и умиротворю свою страдающую от деспотизма жены душу.

Аромат свежеиспеченных булок наполнил весь «камбуз». Я, словно рыболовецкий траулер в погоне за сайрой нежно вошел в этот аппетитный дух, погружаясь в него, словно в густой туман Охотского моря. Сейчас для меня главным было сохранить стальную выдержку и баланс. Я давился слюной. В моем желудке ревели воны девятого вала, но я не показывал ей вида. Я терпел, не смотря на то, что хотел реально жрать! Исходящие из духовки кулинарные флюиды, вызывали в моем организме позывы к обжорству. Рука потянулась к банке с манкой. В предчувствии коньяка мое сердце забилось, словно у кролика при виде трепещущего хвостика молоденькой крольчихи. Кровь побежала по моим жилам, щекоча внутренности беличьей кисточкой. Еще мгновение, и я мог умереть. Коньяк по идее должен был спасти мне жизнь, чтобы потом моим жестоким равнодушием проигнорировать эти волшебного вкуса булки. «И пусть они засохнут, -подумал я.– Пусть они покроются плесенью! Мои руки никогда больше не прикоснуться к её стряпне!»

Пуская слюну, я запустил руку в банку с манной крупой…

– Где!? Где!? Где, змея подколодная, мой бальзам!? Где моё лекарство для души и тела!?

– Алкаш, – спокойно сказала Валька. – Отойди, а то зашибу, – сказала она, отодвинув меня от газовой плиты. Открыв духовку, Валентина вытащила пышущие жаром ароматные булки. Я, как голодный кабель, глотая слюну, стоял и смотрел на её магические действа, боясь сорваться в беспредельный штопор.

– Ишь, заначки он будет делать на моей территории, – сказала она с долей сарказма, – конспиратор хренов! Алкаш!

– Это я – алкаш? Это я – то тайный конспиратор!? Ты, мне скажи – где ты змея, мой коньяк французский дела, – спросил я, переходя в атаку.

– В гальюн вылила, – ответила сожительница. —Все, нет его больше! Забудь, как кошмарный сон!

Она поставила на кухонный стол поддон с выпечкой, посыпала все сахарной пудрой. Накрыв все это великолепие белоснежным полотенцем, Валентина отодвинула меня в сторону. Вытащив из кладовой пылесос, она, как ни в чем не бывало, принялась собирать разлетевшиеся по квартире перья.

В ту минуту мне нечего было сказать. Я был просто ошеломлен, ее коварством. Я даже допустил мысль, что хочу убить её. В тот миг мне хотелось просто удавить эту «жабу», которая таким вероломным образом вторглась в мои пределы и лишив меня самого «святого», что было в этом доме – коньяка.

Я даже представил: как беру её за шею и зверски начинаю тыкать её мордой в булки.

– Слушай Валюха, а может, я в хате уберу? А ты пока чайку приготовишь, – сказал я, виртуально победив этого домашнего монстра, своей лояльностью к её деспотизму.

– Чайник на плиту поставь, – ответила она, орудуя под диваном пылесосом.