Анна Пейчева - Государыня for real

– Бесполезно, ваш’величество, ничего не получается! – снова Столыпин. – Теперь и связь с Флопом потеряна, не могу до него дозвониться. У меня что-то с Перстнем… Смилуйся, государыня рыбка! Смилуйся! – Он в полном отчаянии принялся повторять команду активации гаджета. Но Перстень молчал. Хотя уже давным-давно должен был откликнуться привычным: «Чего тебе надобно, старче?».

Екатерина суетливо нажимала на экран своего Перстня, но и ее «золотая рыбка» никак не кликалась. В темноте императрица услышала знакомое покашливание. Казак Харитон приготовился защищать повелительницу от невидимых опасностей и журналистов «Всемогущего».

– Так, – раздался звучный бас со стороны лестницы. – Вы что тут до сих пор во тьме сидите, как винище в бочке? Почему не слышно музыки? Почему никто не танцует? Что это за бал такой, не понимаю.

– Дедушка, дедушка! – Екатерина оттолкнула Харитона и бросилась на родной голос. – У нас вся система полетела!

– Куда полетела? – не понял дед.

– Туда же, куда и сегодняшние квадрокоптеры, – мрачно отозвалась Екатерина. – Всё оборудование сломалось. Ни свет, ни звук не включается, что делать?

– Для начала – открыть шторы, – мудро ответствовал невидимый Константин Алексеевич. – Насколько мне помнится, Белый зал имеет шесть вполне приличных окон, способных осветить помещение и без твоих новомодных лазеров.

– Это не лазеры, дедуля, а светодиоды… А впрочем, неважно. Семён, распорядись насчет штор, – попросила Екатерина, изо всех сил стараясь не впасть в истерику.

Столыпин захныкал, что Перстень у него не работает, и связаться со своими помощниками он никак не может, а идти за ними по такой кромешной тьме он тоже не может, потому что споткнется и упадет, это точно, так и будет, упадет и разобьет нос, и умрет от потери крови, потому что в темноте ему никто не сумеет помочь…

– Да что ж ты за чумичка бессмысленная, – в сердцах сказал дед и повысил голос до регистра кавалеристской трубы: – А ну-ка, гости дорогие! Кто там рядом с окнами – отдерните шторы! Так, мОлодцы, взялись – три-четыре!

Солнечный свет залил Белый зал, озарив никчемную электронику, испуганные лица гостей, их яркие наряды, предназначенные для развлечений, а не для выживания в чрезвычайных ситуациях, и холодные лица каменных богов.

И тут же по залу прокатилась волна ужаса: за окном падали квадрокоптеры. Прямо на переполненную Дворцовую площадь. С небес на землю рушились телевизионные летающие камеры, курьерские дроны из трактиров, дворцовые дроны с грузом разноцветных съедобных лепестков. Этими сладкими конфетти планировались осыпать народ в честь коронации – но вместо радостных вкусняшек на людей пикировали сами беспилотники, очевидно, полностью потерявшие управление.

Паника охватила площадь. Квадрокоптеры, друзья и слуги современного человека, превратились в смертельно опасные воздушные бомбы. Кто-то успевал уворачиваться, кто-то пытался загородить собой детей, люди прикрывались жалкими картонными сердечками, однако первые пострадавшие уже лежали на брусчатке. Стоны раненых не были слышны сквозь звуконепроницаемые стеклопакеты, но даже из дворца на полированной мостовой виднелась кровь.

– Боюсь, Катенька, это и правда заговор, – сказал дед, вытирая пот с морщинистого лба. – Эх, выходит, не зря Алёшку-то задержали.

От Дворцовой площади до Гатчинского аэропорта на вакуумном трамвае – ровно шесть минут. Николай Константинович, как истинный инженер, всё точно рассчитал:

– 25 секунд – на то, чтобы подойти к Мелиссе, поздороваться и выслушать неизбежное: «Николас? Но что вы тут делаете?»;

– 3 минуты 20 секунд – на тщательно продуманное, не раз отрепетированное перед Разумным Зеркалом объяснение в любви (Зеркалу, кстати, объяснение очень даже понравилось);

– 15 секунд – на озадаченное лепетание Мелиссы вроде: «Майн Готт, Николас, как неожиданно… Я чертовски растеряна… Даже не знаю, что вам ответить… Хотя нет, почему же не знаю? Знаю, конечно же, знаю! Да, я тоже к вам неравнодушна, и всегда была, иначе зачем бы я явилась к вам в опочивальню полгода назад? Какое счастье, что вы наконец-то разобрались в своих чувствах! Я вся ваша, майн либер Николас, обнимите же меня скорее, черт вас возьми!»;

– 1 минута 30 секунд – на страстные объятия, и как удачно, что пассажиров сегодня так мало, все на коронации;