Ольга Ярмакова - Все начинается утром

Возглавлял орден всегда мужчина из образованной и знатной семьи, дававший обет безбрачия и принимавший своих подопечных родными дочерьми. Первым магистром Тавфеса стал Симфориан, поистине великодушный и добрейшей души человек, он начал писать историю ордена, которая продолжается и поныне, и он же написал основные своды и заповеди, которые нисколько не изменились. Именно он повелел будущим главам любить и принимать хранительниц, как дочерей, а не как простых жриц. Это сплотило и укрепило орден на многие века. Это, конечно, идет вразрез с обычными устоями, но мы живем, как маленькая семья, я их отец, а они мои дети и я жизнь готов отдать за каждую из них. Правда, не уберег я остальных, только и остались мне две дочери, а по остальным ношу траур в своей душе.

– А что на счет Черного Человека? – Встряла в повествование старика девушка.

– Ах да, вот и до него добрались. Враги были всегда у ордена, но самый лютый и самый жестокий – это он. Никто не знает, что он представляет собой, возможно, он приспешник Гекаты, возможно злой демон. Известно, что появляется он из ниоткуда и туда же исчезает, всякий раз забирая с собой одну из хранительниц. Орентий, магистр, что был до меня, упомянул в летописи, что сей злодей охотится по видимости за тайнами ордена и пока судьба хранила нас от злой доли. Но какой ценой! Мои дочери, прекрасные девы, которых я не смог уберечь! Кора, Иулия, Ида, Василиса, Евлалия, Ксения, Эринния и вот сегодня Феона. Эти имена взывают ко мне каждую ночь, и я не знаю, что им ответить. Не уберег я их, не спас, не выполнил долг наставника и отца. – Старец притих и отвел глаза, пряча назревшие слезы.

– Вы не виноваты. Не ваша это вина. Да вы бы и не смогли ничем помочь. Уж я-то видела и почувствовала то зло, что исходило от всадника. – Элен попыталась успокоить магистра.

– Неправда! Я должен был беречь каждую из них, я дал клятву и не сдержал ее. Да я должен был умереть ради них! А сижу здесь в покое и тепле. Презренный старик.

– Отец, ты самый достойный из мужей и самый любящий из отцов. – Сказала Килисса, вернувшись на террасу с сестрой.

***

– А своды обители очень крепки, раз выдерживают весь этот чудесный сад. Я права? – Надо было разрушить молчание, которое вновь заполнило собеседников Элен.

– Ты права, дитя, стены этого дома выстроены из камня, привезенного сюда с другого конца острова. Прочнее их ничего не нашлось. А садик этот сущая пушинка для каменных сводов обители, к тому же он вносит жизнь и тепло в наше существование. – Отозвался Беллерофонт.

– А могу я взглянуть на ваш храм? – Спросила гостья.

– Конечно, можешь, и спускаться не нужно отсюда, лишь пройти на другой конец террасы и увидишь то, что тебе нужно. Там отличный обзор.

– А вы меня проводите? Мне нужен ваш голос, когда я увижу храм.

Старик, молча, поднялся со скамейки и придерживаемый под руку Килиссой, побрел рядом с Элен.

Проходя меж раскидистых олив, фикусов, росших в изобилии пышными кустами, многочисленных клумб с цветами и зеленью, а так же невысоких колонн, увитых жирным плющом, она думала о том, сколько сил и времени ушло на создание этого островка гармонии и приюта, где можно было спрятаться от житейских проблем. Но вот растительность расступилась и каменный пол закончился, ограниченный каменными перилами, к которым и подошли четверо спутников. Элен пришлось встать на цыпочки, слишком высокой была каменная перегородка для ее роста.

За крепостной стеной, отделяемый от обители тонкой линией тропы в бурлящей зелени травы высился удивительный храм, окольцованный высокими под стать ему стройными кипарисами. Точная копия Афинского Парфенона, изображений которого кучу довелось видеть гостье, предстала во всем великолепии на обозрение. Те же мраморные ступени, на коих стоял и возвышался храм, те же колонны с вертикальными желобами сужающиеся кверху и держащие по всему периметру мощный свод, украшенный искусной лепниной. И где-то там внутри должен быть алтарь, у которого произносились молитвы богине-охотнице и приносились жертвы в ее честь.

– Ваш храм, он же солнечный! – Других слов не нашлось.

– Точнее сказать, золотой. – Сдержанной улыбкой ответил старец. – Артемида же богиня Луны, а белый цвет тождественен Солнцу, посему наш храм отделан под цвет золота, то есть желтый.

– Но ведь золотой цвет более соответствует Солнцу, а белый, наоборот, Луне.

– Вздор. Всякому здесь живущему известно, что белый цвет Гелиоса и Аполлона, а золотой – Гекаты и Артемиды. Уж не знаю, почему у вас иначе придают значения этим цветам, но здесь это непреложная истина. – Голос магистра неожиданно приобрел колючий оттенок.