Евгения Черногорова - Рейс в прошлое. Мистика

Вениамин:

– О, творческая личность! А вы говорите: «Не верю!» Тут даже Станиславский не нужен!

Ольга:

– Ой, да, творческая! Одно слово – актриса погорелого театра, хоть и поэтесса. Взяли на свою голову консультантом. Видите ли, по её поэме снимают фильм. Да она полоумная. А случилось-то что? Ничего. Скандалу на целый день, а как страдала, как страдала, до сих пор в ушах звенит её монолог.

Ольга (противным голосом):

– «Я не человек, с моим мнением не считаются! Потеряли чемодан, мой любимый, родной, незабвенный чемодан. Свои-то вон стоят, а я? Что я, автор? Так, какая-то писулька, бумагомарательница, можно и чемодан потерять». Я этого не вынесу!

Ольга продолжает:

– А теперь? Вот что теперь? Лежит в гримёрной, под глазом синяк. Из-за какого-то тряпья, ну надо же. Думала, куда падает-то? Весь реквизит только измяла. Скорых понаехало, аж три штуки, ещё бы трупоперевозку прислали ради смеха. Не женщина – чудовище в чалме. Вениамин!

Вениамин:

– Ну что ещё?

Ольга:

– Ты распорядился чемодан отыскать, а то убьётся с горя?

Вениамин:

– Да ты что? Она – убьётся? Пафоса наносного куча, а ноготь сломается, как будто у статуи свободы факел отвалился. Теперь суток трое чемодан будем разыскивать. Распорядился я, распорядился. К вечеру найдут. И откуда они такие блаженные приходят в этот мир? Все люди как люди, а это? Не замужем, конечно, не замужем. Кто её такую вытерпит!

Время приближалось к вечеру, съёмочный день был окончен, и на площадке гасли один за одним софиты, погружая разноцветные краски пёстрых декораций в тусклую мглу. Вся бригада веселилась до упаду в течение съёмок, подковыривая и находя всё новые причины досадить истеричной поэтессе. Чемодан её жёлто-канареечный стал притчей во языцех. Ольга радовались, что сумасбродка затихла и уползла в сторону своего вагончика. Администратор спокойно допивала свой остывший кофе и мечтала выкурить сигарету, когда услышала невнятный шёпот, всхлипывания и стоны за вагончиком припадочной. Тихонько подкравшись со стороны потухшего фонаря, она замерла и наблюдала немую картину. Их всеобщая любимица для издёвок сидела на влажной, холодной земле, обняв ногами чемодан. Из его раскрытой пасти, а именно так Ольга воспринимала этот предмет раздора, женщина нежно, по-матерински, утирая слезу, доставала рукописи, тетради и небольшие, ничего незначащие вещи, повседневные, незамысловатые предметы, нашёптывая что-то негромко. Ольга подошла ближе, чтобы услышать слова. Язвительная мысль побежала в голове: «Словно ведьма сидит над варевом, колдует, да ещё гадости нашёптывает». С каждым предметом поэтесса разговаривала с любовью и теплотой, как с живым человеком. Кольнуло Ольгу в глубине души, но она отогнала эти чувства, вспоминая сегодняшний суматошный день, и прислушалась. Сейчас в руках у Амалии, так звали нашу героиню, была старая, обтрёпанная тетрадь. Из её глубин женщина достала выцветший лепесток.

Амалия:

– Ну вот, мой милый, ты не пострадал. А ведь я могла тебя лишиться. Помнишь ли ты, как моя старшенькая держала тебя в руках? Тогда ты жил цветущим букетом. Она, как сама богиня чистоты и нежности, вдыхала твой аромат. Как она была с тобой и со мной ласкова. Её нет с нами давно. Наверное, она лучезарный ангел на небесах, но мы помним улыбку, дыхание и любовь, что она нам дарила.

Амалия прижала лепесток к губам, и неземное блаженство озарило её лицо. Такой Ольга видела поэтессу впервые. Ей как-то неудобно стало наблюдать это действо со стороны, но потревожить сейчас Амалию и обнаружить себя она не решалась. Следующим из жерла чемодана появился пакет, обычный чёрный пакет, который выдают в магазинах под продукты. Он был аккуратно сложен и перевязан красной нитью. Амалия погладила его, и слёзы, тихие и беззвучные, застучали по шуршащей поверхности.

Амалия:

– А вот и ты, мой единственный свидетель того, как мой отец мне дорог. Я помню, папа, как тайно от мамы и бабушки ты покупал мне сладости и передавал их в этом пакете, полном маленьких и таких нужных мне детских радостей. Ушло, всё ушло, а я, старая черепаха, вожу свой скарб за собой и дорожу всем, что напоминает мне о моих любимых. Да, одиночество не красит человека. Вот и я, – смахнув наползающую слезу, продолжала Амалия, – сегодня палку перегнула, столько людей всполошила, настроение им испортила, напугала. Надо бы мне пойти извиниться. Вот сейчас соберу вас, мои дорогие странники, упакую и двинусь к своей команде, которой я принесла воз неприятностей.