Взять хотя бы ее службу. Да, уже не советская милиция, уже полиция. Другая форма, другая дисциплина, другие порядки, цели и задачи… А бардак все тот же! Отношение к службе наплевательское у всего руководящего состава, так как знают – пенсия обеспечена, никто с места не спихнет, и особо рьяно исполнять служебные обязанности смысла и желания нет. Все это перенимает молодежь, которой неоткуда взять хороший пример. А откуда его возьмешь, когда приморский Тукумс, оставшийся без построенных властью оккупантов пансионатов и рыбного комбината, при новой власти стал считаться провинцией, и молодым тут нечего делать, кроме как прожигать жизнь в робкой надежде перебраться в переполненную народом Ригу, где куда сложнее бороться за место под солнцем?!
Жить и работать хотелось все меньше. Поэтому все чаще следователь полиции отвлекалась от своих дел и думала о личном. Правда, на этом участке фронта тоже особых успехов не было, и в общем-то подводить итоги было нечему, но и работать не хотелось. Такого за Эрикой никто никогда не замечал. Всегда она любила службу, относилась к ней ответственно, жила и горела на работе. А сейчас перестала. 3-4 дела в производстве – бытовая ссора с ножом, ограбление, пьяная драка и еще что-то в этом духе – и все. И ничего интересного. Наоборот – одно лишь созерцание постсоветского мрачного наследия и осознание своей причастности к нему. Быть причастным и запачкавшимся – суть одно. То ли дело раньше, когда националисты и коммунисты бесчинствовали, превращая жутковатое расследование собственных выходок в подобие войны за демократию? Или когда она вела дело о ДТП с участием Цоя, которое тоже было окутано политическими и социальными страстями?..
Правда, дела эти доставляли больше изжоги, чем удовольствия, и рвение Эрики Ашмане объяснялось ее честолюбием, что само по себе не есть хорошо, но все же «было время». Была молодость, были – и у нее, и у всех латышей – надежды. И пусть не было хлеба с маслом, но ведь надежды, как показывает история, куда важнее для народа!..
Обо всем этом Эрика думала, сидя на совещании у своего начальника Гуннара Цирулиса во второй половине дня. Он что-то говорил, отдавал приказы и распоряжения агентам из оперативных служб, даже что-то надиктовывал ей, и она вроде бы даже записывала за ним, но делала это механически, не вникая в суть слов. Казалось, он это приметил и решил немного «подколоть» старого боевого товарища.
–Эрика, – отвлекшись от властных указаний, вкрадчиво начал полковник, – а ведь сегодня ровно 15 лет со дня, когда я назначил вас руководителем следственной группы по делу № 480… Помните?
Следователь Ашмане вскинула брови – такое не забывается.
–По тому, которое никогда не возбуждалось? По Цою?
–Именно.
–Помню, но не вижу повода ничего отмечать, – уныло пожала она плечами. – Никакого дела – уставший водитель уснул за рулем и стал жертвой собственной беспечности. Никакого состава преступления, так как ущерб он причинил самому себе. Никакого уголовного дела.
–Э, не скажите, – глубокомысленно парировал полковник. – В деле № 480 важна была не сама фабула, а общественный резонанс. Представляешь, что было бы, если бы тогда мы повелись на провокационные депеши из Ленинграда и возбудили бы дело? Одним Фибиксом тогда бы не обошлось. Доброхоты из центральных управлений понаехали бы и заставили бы нас под давлением его русских поклонников искать иголку в стоге сена. Пристегнули бы партийное начальство к этому делу, как тогда модно было, а если бы мы стали отказываться, то и нас самих. Но ты не позволила этого, проявила принципиальную позицию – состава преступления нет!
–Ну тут дело не во мне, Гуннар, – продолжала скромничать Эрика. – Вернее, не только во мне. Тем столичным доброхотам, про которых вы сказали, в ту пору начавшейся борьбы за независимость было чем заняться, кроме нас.
–И все-таки! Грамотно проведенное дознание с твоей стороны спасло нас от многих проблем…
Эрика понимала, что Цирулис ей льстит. Кончалось лето, начиналась осень, с нового года он и вовсе собирался на пенсию по возрасту, но была большая вероятность до нее «не дожить». Тукумская полиция показала начальству (очковтирательство – еще одна ипостась тяжкого наследия советского прошлого) плохие результаты по раскрываемости преступлений, что было чревато отставкой главы местного следствия. У Цирулиса в запасе была пара месяцев, чтобы эти показатели подкорректировать. А сделать это можно было только за счет Эрики, которая извечно тянула на своих плечах целый отдел. Опытнее и трудолюбивее нее в Тукумской полиции кадров не было. А она – Цирулис это видел – впала в депрессию. Вывести ее из этого состояния стало для Гуннара идеей «фикс».
Читать дальше