Кирилл Шпак - IV

В тот день стояла прекрасная погода. Май, последний весенний месяц. Кажется, суббота. Главная церковь Волзеня оповещала всех жителей города о девяти часах утра гулкими ударами главного соборного колокола. Где-то там, за широкими городскими стенами, в самом центре Волзеня полтора десятка мальчиков, являвшихся детьми самых состоятельных и влиятельных родителей здесь, собирались в приходскую школу. Разумеется, юный Лодзимеж был среди них. Ему тогда было почти семь лет. И он, как и все его сверстники, не слишком любил школу.

Просторный зал главного волзеньского костёла. Три десятка скамеек (по пятнадцать в каждом ряду) стояли в центральном нефе, напротив трансепта, за которым местный Святой отец заговаривал зубы прихожанам, читал молитвы и проповеди, вел уроки. Бородатый мужчина, седой, одетый всегда невпопад нынешней церковной моде, как и полагалось каждому уважавшему себя священнику Волзеня. Они не преследовали высших духовных целей в своем богослужении, не одевались по канонам, с нежеланием проводили ранние утренние и поздние ночные молитвы. С трудом они выслушивали в исповедальнях рассказы грешников. Им они казались скучными. Разве что злато местные сановники любили. И, пожалуй, только ради него продолжали свою «богоугодную» деятельность, собирая подаяния, кои в действительности и сути своей же не были ничем иным, кроме как взятками, и бог один лишь знает, каких еще грехов не водилось за Отцом Кацпером. В ту субботу он был одет особенно пышно. Черная сутана и того же цвета фашья были единственными элементами его одежды, кои отражали сан священника. Мантелетта же была красной, что порядочному католику могло выдать перед ним кардинала (само наличие мантелетты говорит о сане не ниже епископа, хотя местный святой отец был лишь священником). А пилеолус Кацпера и вовсе был бел, как у Папы Римского.

Класс, где учился Лодзимеж, был единственным в Волзене и не слишком разноплановым – все, кто здесь учился, были детьми купеческих кровей, поскольку дворяне своим отпрыскам предпочитали обучение домашнее. Каро старший был одним из богатейших людей в городе, а потому и сын его пользовался едва ли не самым большим авторитетом среди населения Волзеня, проходившего под рамки «до десяти лет».

Полтора десятка мальчиков помещались на две первые лавки и занимали еще часть третьей. Все они сидели здесь с небольшими дощечками на коленях. На них располагался лист бумаги и перо, опущенное в небольшую баночку с чернилами. Писать было не слишком удобно, но лучших условий никто предоставлять учащимся не планировал – то ли это было слишком дорого, купить лишний стол и пару скамеек, то ли просто никому не было нужно.

Колокольня пробила еще трижды, прежде чем все ученики оказались на своих местах. Затем еще два удара. Урок начался.

– Сегодня мы продолжаем тему вчерашних занятий по арифметике. – грубо произносил Кацпер изо дня в день. Всякий раз учебные часы начинались с арифметики и счета. За ней шла грамматика, риторика и геометрия. В середине дня ученики занимались религией и музыкой, а ближе к вечеру на смену этим предметам приходила астрономия. Освобождались дети, как правило, не раньше пяти часов вечера, если, конечно, третьи факторы не заставляли их задержаться в школе.

В роли таких факторов обычно выступали наказания, кои в Волзене были в действительности суровыми и порой даже осуждались некоторыми из местных жителей. Когда кто-то из мальчиков замечался за непослушанием, школьный управитель доставал из ведра с водой розги и нагибал нарушителя через стул на виду у каждого из учившихся. Он бил и хлестал бедного шалопая по заду; тот орал так, что слышно было его через три дома, пока не появлялись волдыри и не начинала течь кровь. Кацпер был таким злобным дьяволом, что обивал розги проволокой. Порой он переворачивал розгу и бил толстым концом. Еще иногда наматывал волосы вокруг трости и бил и таскал детей так, что даже камни, казалось, молили о пощаде.

Однажды мать одного из таких шалопаев, статусная вдова, получившая надел после смерти ее мужа, даже пришла к священнику жаловаться (до чего ж странная была особа), мол, тот сначала избил при всех, а затем оставил после уроков и изнасиловал ее сынишку. Однако, Кацпер в ответ на обвинения лишь хмыкнул и пожал плечами, сказав, что дети многое придумывают для того, чтобы объяснить свои грехи и злодеяния. «В этом возрасте дети склонны более ко злу, чем к добру», – говорил он, – «поэтому следует держать их в узде». Занятным фактом я нахожу и то, что на следующий день после получения обвинений Кацпер вновь выпорол сына той женщины и притом без видимых на то причин.