Норман Райт - Записки штурмана

– Ты не пират. – Маргарет больше не плакала. Она улыбалась. Она, как и прежде была бедна и не ухожена, но счастлива. – Ты мой муж. Будущий отец наших детей. Самый красивый и самый любимый, мне человек.

Я обнял истощенное голодом тело Маргарет, и мы занялись любовью.

Поцелуи Маргарет были мокрыми от слез, когда ранним утром, мы прощались в саду. Она была так прекрасна. Я не выдержал, и снова взял ее на скамье под яблоней, где так любила читать моя усопшая тетушка. Мне казалось, что я больше никогда не смогу насладиться своей супругой, поэтому хотел выпить ее всю.

Затем, когда наша мимолетная близость внезапно оборвалась, я поднялся, застегнул брюки и отправился в бухту. Я не мог более находиться с Маргарет, иначе, мне пришлось бы остаться.

Жители только начали просыпаться, но большинство все еще спали. Я спустился вниз по главной улице, мимо грязных лавок, закрытых ставен, мимо домов, фасад которых трескался и обрастал сухими ветвями плюща. Через эти заросли я видел кирпичную кладку. Все дома были старыми, а улицы грязными.

Мне нравилось утро. Это было то время, когда всюду царит тишина и спокойствие. В воздухе не витает запах рыбы, помоев и конского навоза. Лишь туман стелется по земле. Солнце едва коснулось крыш домов, а собаки только вылезли из-под моста и позевывали у крыльца лавки мясника. Они всегда получали угощение от владельца лавки мистера Донована, но иногда и сами становились угощением, когда бездомным алкоголикам нечем было закусить.

Блеклая вывеска цирюльни мистера Альбертсона слегка поскрипывала, когда легкие порывы ветра тревожили ее покой. Ставни дергались, точно за них все пытался заглянуть безликий призрак.

Теперь, когда мои ноги несли меня вниз по этим улицам, где прошло мое детство и которые стали мне так дороги, я мысленно прощался со всем и чувствовал все очень остро.

Проходя мимо похоронного бюро, что стало мне рабочим местом, у меня вдруг возникло желание вернуться туда и оставить свою идею раз и навсегда. Уже к вечеру, я мог заработать моей милой Маргарет на платье, о котором она так мечтала последнее время. Владелец бюро – мистер Питерсон, не был плохим человеком. Он очень уважал меня. Когда многие сидели без денег, я был обеспечен работой. Многие, даже более опытные, просились на мое место, но мистер Питерсон всем отказал.

Я немного постоял у старенькой потертой двери, но войти внутрь так и не решился. Я не смог отказаться от своей мечты – осчастливить Маргарет. Сколько мне потребуется вырыть могил, чтобы заработать на дом? Мне и в жизнь не выкопать столько. Скорее наши с Маргарет легкие сожрет туберкулез, прежде чем мы позволим себе уснуть в сухом новом доме.

И мои ноги понесли меня прочь от похоронного бюро. Мои ноги несли меня туда, где распростерла свои объятия моя зыбкая, неуловимая мечта.

Так или иначе, мой путь пролегал через главную площадь. В это время суток она была пустынна, но кто-то на ней все же находился. Женщина – пожилая, уставшая и плачущая. Она в полном одиночестве сидела у старого эшафота, и, опустив голову в свои ладони, тихо рыдала. Я знал эту женщину, ее звали миссис Элайза Бишоп. Ее двенадцатилетний сын – Патрик, уже вторую неделю подряд гнил в петле. Патрика казнили за воровство и вероятные связи с морскими разбойниками.

Миссис Бишоп услышала шаги и подняла на меня свое залитое слезами, багровое лицо. Наши взгляды встретились, и меня пронзил ужас – миссис Бишоп когда-то преподавала у нас географию, но теперь, она была сама на себя не похожа. Глаза ее источали кровь, оттого что слез в них практически не осталось, седые волосы прилипли к мокрым щекам, зубы женщины почернели и начали выпадать.

Я не смог произнести и слова, потому что очень сильно испугался. Да и что бы я сказал убитой горем женщине? Здесь словами уже не поможешь. Молча прошел я мимо миссис Бишоп, но покидая площадь, я продолжал чувствовать спиной ее взгляд. Это был взгляд человека, чья жизнь закончилась две недели назад, когда толпа требовала повесить мальчонку, что впоследствии и произошло.

С тяжелым сердцем, я миновал площадь.

Всю дорогу до берега, где пришвартовался корабль Говарда Хэтчера, я думал о правильности своего решения. С одной стороны меня грызла совесть, за то, что я оставил семью, с другой – я не мог поступить иначе – я должен заработать денег и навсегда увести возлюбленную из этих мест. Я не мог позволить нашим будущим детям голодать и ходить оборванцами, а впоследствии, и самим стать как их родители.