Андрей Киров - Поклонник

– А вы ничего не перепутали, молодой человек, – осторожно, чтобы не задеть моих фанатских чувств, переспросила дама, – особа, о которой вы говорите, в самом деле настоящая принцесса, или вам так кажется? Может, вы попали на удочку наших СМИ? Знаете, полностью им верить нельзя, – там такие работают искусные фокусники! Дэвид Копперфильд – мальчик по сравнению с ними! Такую дешевизну – понимаете, в каком плане, – подсовывают! В каждом глянцевом журнале, в каждом рекламном ролике и каждом гинекологическом кресле, что дальше некуда! Вот в наше время какие были женщины? От одних только имён и фамилий дух захватывало! Регина Збарская, Галина Миловская*, Валентина Те…

– Я с вами абсолютно согласен, – довольно грубо перебил я даму, боясь, что она сейчас пустится на волне памяти в залежи своей молодости, глядя, как от приятных воспоминаний у неё даже слегка порозовели щеки, – и ещё какую подсовывают! Но эта девушка приятное исключение из правил! Она такая реально крутая принцесса, что даже я, простой парень и бывший комсомолец, когда её в первый раз увидел по телевизору, сразу понял, что это не какая-нибудь Золушка из провинции, приехавшая в мегаполис зацепить богатенького крюшона, чтобы выйти замуж в его кухню, – хрю- хрю- бокс в его доме на Рублёвке, похожем на мыловаренный завод. Да вот, я вам покажу фотографию… Разволновавшись, я хотел было достать постер с красивым лицом принцессы, который я вырвал из дорогого дамского журнала стоимостью аж сто пятьдесят рублей (и журнал, как потом выяснилось, когда я его начал листать, оказался – фуфло, и то, что там понаписано-понапечатано – бред сивой кобылы, выкинул такие деньги, только исключительно из-за фотографии любимой девушки), и вдруг – неприятный сюрприз: нет сумки, с какой я приехал в Москву. Черной, цилиндрической, из искусственного материала. Во сне бывают такие казусы, что вроде вещь при тебе, и ты не обращаешь на неё внимания, и даже моментами забываешь про неё, а когда она понадобится, хвать, – а её и нет, словно испарилась. Вот и сейчас, когда сумка вроде ещё минуту назад висела на плече, во всяком случае, так мне казалось, – вдруг исчезла таинственным образом. К тому-же в сумке, кроме постера, лежали более конкретные вещи: полотенце, мыло, станок для бритья (если очень повезёт и я познакомлюсь с принцессой, на что я втайне надеялся, – то предстать перед ней побритым и чистым), трико, тапочки, бутерброды и стихотворение, которое я сам сочинил и собирался ей прочитать. Помню, стихотворение начиналось такими словами:

А дальше от волнения я и забыл слова собственного стихотворения; и как я теперь его полностью прочитаю этой полубожественной девушке, если я потерял сумку? Или я её забыл в метро, глазея на станциях, которые проезжал, на скульптурные фигуры солдат, матросов и рабочих с суровыми бронзовыми лицами, или забыл на эскалаторе, рассматривая красивых женщин в чёрных кавасаки- джоуль (т.е. чулках) на бритых лезвиями «Восток» стройных, мускулистых, игривоветвистых, шагреневожурчистых, тромбозно-костистых ногах. Ах-ах-ах. (А сейчас ноги у некоторых дам, посещающих спортзалы, стали ещё мускулистее. Для кого только, не знай, они их накачивают.)

Поражённый этим неприятным обстоятельством, я пробормотал что-то невнятное и растерянно развел руками. Промелькнула догадка что это продолжение каверзных сюрпризов, впрочем, вполне естественных для таких неординарных, мобильных, ярких сновидений, вспомнив их предшественников: таксиста на перроне, продавщицу сосисок, челночницу с тележкой, словно намекнувших мне, что, парень, не думай, если это сон, всё будет так просто. Ещё в поезде, когда он тянул за собой ночь в Москву, какие-то пьяные пассажиры в тёмно-синей форме непонятно какого ведомства, шатались по вагону, шумели, мешая людям спать. Один из них, явно кавказской национальности, начал приставать к проводнице: «Какой красивый дэвушка, давай пить коньяк с настоящим мущиной!» « Красивый дэвушка» – уставшая смуглая проводница лет тридцати с широким задом, в униформе желдора вяло от него отбивалась. «Мущина, идите в свой вагон!» Но «настоящий мущина» от неё не отставал, наоборот, становился наглее и назойливее. Моя верхняя полка в плацкарте находилась через стенку от закутка проводницы, и я всё хорошо слышал (реальный эпизод из жизни автора: тут уж я ничего не придумал.) Да и не только я: очень пышная дама на нижней полке, ехавшая из самой Сибири, ворочалась и сердито сопела под одеялом, временами выпрастывая жирную ногу в тромбофлебитных шишках, словно хотела кого-то лягнуть. Злилась, что какие-то гундосы мешают спать. И я с ней был абсолютно согласен, сам не мог заснуть, тем более лежал без одеяла и простыни, прямо в джинсах и рубашке на жёсткой полке, и тоже злился, подумывая, слезть, что ли, и нетрезвому приставале, у которого не вовремя засвербило в одном месте, стукнуть по лицу пару раз – остудить пыл. Может, потом, когда подъедем к Москве, проводница заварит мне покрепче настоящего листового чаю, а не пакеточной шняги, и даст подержаться за свой вместительный «престол» (он у неё амбивалентно впечатляющ), чтобы я почувствовал себя увереннее, когда приеду в столицу. Решившись, я стал спускать ноги на нижнюю полку, стараясь не наступить на супердаму, что тоже было непросто, учитывая ее суммарный вес и объём тазобедренной части, раскинувшейся от Аляски до Чукотки, но в этот момент пришла милиция, – видимо, у кого-то из пассажиров тоже лопнуло терпение, – и начала, образно говоря, а может и в самом деле, – крутить руки пылкому ухажёру. Подтянулись товарищи «Гоги» и вступились за него, и шуму с использованием ненормативной лексики как со стороны этих, так и со стороны тех, стало больше, и я подумал: кому-же тогда стучать по фейсу в первую очередь, чтобы они замолкли, потому что скандал начал разгораться нешуточный. Лежавший на другой нижней полке лысоватый грузный мужчина начал вытаскивать биту из чемодана (зачем ему нужна была бита в Москве – тоже не совсем понятно), и я подумал, что у меня есть союзник, если вдруг враждующие организации объединятся и начнут бить меня. Но в этот момент кто-то из ментов вызвал по рации подкрепление (склока и без нас того и гляди грозила перерасти в побоище между ведомством силовым и ведомством непонятно каким), которое не замедлило явиться в количестве двенадцати человек ОМОНовцев, и всех буянивших под дулами автоматов, особенно не церемонясь, положили в проход на линолеум, даже и тех отдыхавших пассажиров, высунувшихся из своих гнёзд из любопытства посмотреть и попавших под горячую руку (мужик, когда увидел ОМОН, засунул свою биту обратно в чемодан, а я запрыгнул на свою полку). Потом приказали всем встать и повели гуськом, с руками, сцепленными ладонями в замок на затылке, как водят уголовников на зоне, – разбираться в головной вагон поезда, – я так понял. Так что я даже и не покемарил хотя бы полчаса, пока доехал до Москвы. И после бессонной ночи, сопровождаемой стуком колёс, скандального кипежа, духоты и тяжёлого запаха плацкартного вагона я чувствовал себя, как космонавт, приземлившийся в аварийном модуле прямо в джунгли Амазонки: может, ещё и поэтому упустил момент исчезновение сумки.