Марина Бердс - Что сказал Фараон?

– Маринк, дай Ольке салфетку, пусть подотрется. Это у тебя, Ольга, приспособление такое – лишнюю жидкость через дополнительные органы убирать, потому что лень с чердака в туалет спускаться.

Сегодня я, как только появилась на работе, сразу же с нетерпением полезла в электронную почту. Маринка прислала мне копию трудовой книжки Моисея Израэлевича, где написано, что он оформлен «ж-пником при агронимических работах», и его «исследовательскую» статью, которую так и не взяла ни одна редакция (под ней он подписался не иначе, как «Головисенко Моисей ИВАНОВИЧ»). Вот она .

«Уважаемая редакция и лично товарищ главный редактор Г. Э. Эдельвейский!

Пишет Вам ветеран-инвалид Великой Отечественной войны, полковник в отставке, кавалер Ордена Победы и Красного Знамени 1 степени Головисенко Моисей Иванович. И пишет по такому делу, что надо бы его, то бишь мои, научные собрания, приведенные здесь, срочно опубликовать, чтобы все обманутые люди знали, что самая древняя народность – это не арийцы и тем более не евреи, а хохлы. И Моисей, чье имя мне досталось случайно, тоже был хохлом, как и Илья Муромец, даже одна фамилия коего говорит о том, что он – уроженец Восточной Украины, которых издавна так и называют хохлами. И пущай называют!!! Это совсем не унизительно, а, напротив, говорит, шо у нас, хохлов, не лысая башка! И шо гарну хлопцу такое прозвище – да тьфу на усих. Так вот, не отрываясь от темы, я должен сообщить вам ниже изложенные фактические обстоятельства.

Моисей, которого считают люди верующие и неверующие Святым и Пророком, был фараоном Египта и звали его Хазарсиф (по нашему будет Хомою). А что его евреи к фараонам подкинули – брэшут, поскольку никак не могет такого быть. … ((идут своеобразные доказательства с непристойными выражениями»)) … Вот это мое убеждение может быть единственно достоверным, потому как иначе и быть невозможно. А «Иегова» его – ни что иное, как единобожие природного значения и переводится оно так: «ие» – это, стало быть, от слова «иединое», а «гова» – от глагола «говорить», или «гутарить». Я сам в атеистах ходил, и знаю: это он так саму природу, матерь вашу, называл. А говорил он (в моем опять-таке переводе) так: «Коли ты научишься башкой думать, сердцем чуять и носом нюхать – значит, придешь к пониманию единого бога и будешь ловить его правду, а значит, будешь счастливым во веки веков». И десять скрижалей нацарапал, как оно надо. А гляди-т-ко, шо поганцы из евойной этой правды-то сдилалы! Гей, как оно звучало-то, а? А нынче-то в иеговы все не те хлопцы идут, как и в коммунисты тожа. И скрыжалы неправильно понимают. Один я остався, хто знает, как там все и почем. А все от того, что к нашим не прислушивались. А то что Хома евреев в пустыню завел и из их числа армию красную сделать хотел, шоб еще тогда Советскую Власть установить – да то ж ошибка была историческая: надо було подымать донских казаков, тогда бы они ентим фараонам показали кузькину мать. А шо вон огниву з-под каменюк загапывал – да то ж нам прохвесионалным ж-пникам доподлына извистна: сам виды видывал и слыхы слыхывал, а шо не гож за раз – да то ж тильки забутый хвокус, шо вспомынать надо.

С низким поклоном – Ваш Моисей Иванович (можно просто Новый Моисей)»

– Ну как, Ольга Николаевна? – позвонила мне после обеда Марина Бердс. – Не захотела еще с дедушкой Мойшей поближе познакомиться?

– Да нет. Не захотела, а то боюсь, что, наконец, выйду замуж.

– Да ты не бойся: дедушка Мойша тебя и сам не возьмет. Он, как жена умерла, ни на ком жениться не собирается.

– Что, такой однолюб?

– О то ж! Он тут мне про свои похождения рассказывал – будь здоров! И даже в коридоре к Александре Гавриловне приставал. Я думала, что он с ней поцапается, она же Миксербрекер, ан нет: первое, что он спросил, не еврейка ли она. Узнал, что так оно и есть, вздохнул и говорит: «А какая мне разница? То ж для идейности – а то ж для ладных соглашений. Еврейки-то – бабенки страстные». А потом – сразу к делу: «Сегодня я не могу, у меня моча не держится, а вот у Марины-то полечусь, поправлюсь – и где-то через недельку мы с тобой побалуемся. У меня-то есть еще порох в пороховницах и дом – полная чаша. Но замуж я тебя не возьму – отравишь еще, а богатство себе заберешь. Нэт! Я уж лучше со своим нажитым сам в могилу ляжу, чем его хоть родному сыну подпишу!»

– А Миксербрекер что, согласилась?

– Не-а. Она тоже частично по отцу хохлушкой оказалась и отшила: «Геть, – говорит, – до витру, злыдень писюкатый!» Дед Моисей от неожиданности в четвертый раз проглотил один и тот же зубной протез, поэтому сразу замолчал до конца моего сеанса. А когда вылечился, потратил оставшиеся миллионы на тридцать два натуральных имплантанта стоматологического материала, а жилплощадь поменял на место в доме престарелых в широтах с добрым климатом – чтобы потомки не зарились на его наследство.