Марина Бердс - Что сказал Фараон?

– О, у меня тоже такое было! – встряла Маринка. – Мы когда пошли на свадьбу к Любашке, дверь запереть забыли, а когда вернулись – на столе записка и готовое изделие: моя клиентка мне связала кофточку. И тоже ничего не украла!

– Да ты слушай, а то рассказывать не буду! Так вот. Ей на стол не изделие положили, а горшок глиняный с какими-то иероглифами. А она в горшок – нырь, а там – человеческие внутренности. Причем, не одного человека, а нескольких. И, в основном, уши.

– Э-э, Павел Анатольевич! Уши только к Вашим Внутренним Органам относятся, а не к человеческим! Уши – это наружный слуховой аппарат. Может, это ей намек, чтобы подслушивала поменьше?

– Да нет же, за ушами, когда там Никонорыч поковырялся, оказались еще два сердца и легкие.

– Ого, вот это горшок был! А больше ничего не нашлось? А то у нас на первых курсах в анатомичке навалом всякой всячины было – полки ломились, не то

что сейчас пластмассовые косточки, как будто трупов бесхозных меньше на свете стало. Да и студенты не те пошли, никакой творческой мысли. А вот мы на всякие штучки – всегда готовы были. Это в нас пионерские основы еще в школе закладывали, тимуровские. Так вот, кто какую-нибудь почку себе возьмет, кто – кусочек мозга отрежет, а уж до того, что половыми отличиями является – так там в очередь становились. И странное дело – препараты не убывали, а пополнялись, как неразменный рубль. А как интересно было своим немедицинским друзьям в сумки подкладывать! А в кафе «Мороженое», бывало, зайдешь, покушаешь и на тарелочку чего-нибудь этакое выложишь, а потом: «Официант, а как называется это ваше вкусное блюдо?» А у той твоей девочки друзей-медиков из нашего поколения случайно не имеется? А то они – народ с особым юмором. Как у меня.

– Да замолчи ты, туды-т твою в качель! Имеется – не имеется, уши-то свежие были! И никаких дел по отрезанным ушам и прочему у нас не значилось. Наверное, от бомжей, но какая разница, если преступление налицо, и не одно. В общем, ничего мы так и не нашли. Потом еще несколько человек приходило с такими же проблемами. Мы головы поломали, никакой связи, никаких мотивов.

– Ну и что, гражданин начальник? У тебя никогда раньше не было висяков?

– Были. Оно и этот не сказать, что как-то сильно задел мою профессиональную гордость. Любопытство раздирало: ни с чем подобным никогда ни я, ни мои сослуживцы не встречались. Я и не собирался уходить, но… Возвращаюсь домой (мои все на даче), включаю на кухне свет, а на столе…

– Глиняный горшок с отрезанными частями тела.

– Надо же, а как ты догадалась?

– Эх, Мартышкин, ты же распутывал всегда такие сложные дела, а на такой ерунде тупишь! А то бы кто-то не догадался!

– А может, у тебя есть какие-нибудь догадки еще?

– Так ты же ушел, зачем же к «щекотливой теме» возвращаться? Лови себе за превышение скорости – и не надо голову ломать.

– Мариночка!!! Да если бы я только смог зацепиться хоть за что-нибудь и раскрутить этот клубок, разве ушел бы! Я же ни есть, ни спать, ни вон чего не мог – одна и та же мысль в голову как втемяшилась, я думал, что в психушку попаду или в кардиологию с инфарктом. Поэтому и ушел. Иначе бы умер от любопытства. Ну, родненькая, ну скажи: есть ли что у тебя по этому поводу?

– Да что я тебе, следователь? У меня к твоему делу призванья нет, я даже никогда не догадывалась, кто у нас в группе кошельки ворует, а оказалось, что староста. Вот тебе и на. А насчет этих горшков, я думаю, надо искать не сектантов и не бомжей, а поискал бы ты лучше среди работников своих моргов. Сдается мне, что кто-то, зная тебя, такую же шутку с тобой вытворил, как у нас в анатомичке. Да только шутка явно не совсем невинная. Кому-то надо было твое место освободить. Начни-ка с той первичной девочки и узнай, кем она приходится тому, кто теперь сидит в твоем кресле.

– Еле оттер! – Валентин пришел повеселевший. – Ну что, наговорились? Ехать надо, а то скоро стемнеет. Только смотрите, чтобы никаких помидоров близко с нами больше не было.

Рядом остановился наш новый знакомый фурорист и сделал нам ручкой. Его фура откашлялась и поехала дальше налегке.

Когда совсем стало темно, мы прибились к одному небольшому отелю. Я и Маринка пошли спать в номер, а Валентин заночевал в салоне «Матвея Валентиновича».

– Марин, – спросила я, когда мы остались одни, – ты серьезно говорила Мартышкину, что меня хочешь использовать в качестве медиума?

– А ты как хочешь?

– Вообще-то мне страшно.

– Мне тоже, ну и что?