Виталий Сон - Двери, всегда закрытые настежь

Он выглядел нескладным и нелепым,

всегда таил улыбку в складке губ,

как будто знал о чём-то очень светлом…

Да вся беда, что был на слово скуп.

Из шёпота своих стихотворений

он каждый вечер ладил корабли,

сплетая явь и морок сновидений

бродяг ветров со всех концов земли.

Спуская их на отмели забвения,

он верил, что найдёт когда-нибудь

хотя б одно бумажное творение –

к большой воде и к звездам верный путь.

Но времени безжалостны резоны,

и он, однажды втиснувшись меж строк,

стал парусником, доверху гружённым

обочинами пройденных дорог.

Скрипела дверь натужно и протяжно,

хозяйничали в доме сквозняки,

и был последний парусник бумажный

сколочен из не струганной доски…

Над палубой, обитой черным крепом,

хрипело солнце мятой медью труб,

а он опять не к месту и нелепо

улыбку прятал в твёрдой складке губ.

Остался только ветер дальних странствий,

зашитый им в изнанку парусов

размеченного временем пространства,

исчерканных поправками листов.

И я увёл недрогнувшей рукою

под шумный говор пивших за стеной

весь флот, ещё оставшийся в покоях

тетрадных стоп с убористой строкой,

спасая их от гибели в кладовке,

от сырости и тления в пыли…

И лишь теперь, по мере подготовки,

я в море отпускаю корабли…

Вся эта история, о которой пойдет речь в книге, началась два года назад. Впрочем, для начала позвольте представиться. Меня зовут Виталий, я родился на о. Сахалин, где, собственно, и прожил большую часть жизни. Прошло много месяцев после моего переезда на пмж в г. Ростов -на –Дону, но вся неизбежная суета, связанная с внезапной переменой места жительства, не давала мне достаточно свободного времени, чтобы разобрать и рассортировать свой личный хлам, который я привез с острова в недрах огромного чемодана. По большому счету, это были книги и личные бумаги – всё, что при отъезде я в спешке покидал в нутро чемодана, почти не разбирая содержания. И лишь два месяца назад случилось событие, благодаря которому я сел их разбирать. Событие, на первый взгляд ничем не связанное со всей этой историей, наполненной невероятными приключениями, с привкусом детства, лета, радуги, но также крови и гнили. Что в ней правда, а что вымысел – решать вам. Я только систематизировал оказавшиеся в моих руках сведения и кое-где (самую малость) домыслил отсутствующие кусочки повествования. Скоро вы поймете, почему я посчитал себя вправе это сделать.

Итак, по порядку.

Два месяца назад умер мой сосед, высокий, нелюдимый старик. Я его практически не знал и не общался. «Здравствуйте» при встрече, замечания о погоде – вот, собственно, и всё общение. Но каково было моё удивление (и не только моё), когда на поминках выяснилось, что никто из жильцов маленькой, двух подъездной пятиэтажки не знал о нём ничего больше меня. Вы скажете, что это общая проблема больших городов? Да. Но не в этом случае. Этот дом так же, как и многие другие по ул. Российской г. Ростова-на-Дону, был построен в советское время способом, получившим в народе название «кровавый». Это, когда предприятие выделяло для своих работников средства и материалы на постройку дома, но в качестве строителей выступали сами будущие жильцы под руководством профессионалов, выполнявших всё в свободное от основной работы время, то есть, по выходным и по ночам. Понятно, что такой режим под силу только молодым. Когда такой дом достраивался (все квартиры по площади одинаковые), кидался жребий, и жильцы занимали доставшиеся квартиры. Понятно, что за время постройки дома, длившееся не один год, все будущие соседи успевали узнать о друг друге практически всё. Но вот о нём, никто ничего не знал. На поминках, организованных сердобольными старушками-соседками на деньги, собранные с жителей дома, я, из уважения выпив за упокой души и отсидев для приличия за столом некоторое время, незаметно вышел из комнаты. Но почти у самого порога споткнулся о стопку каких-то бумаг, перевязанных нейлоновым шнурком. Рядом с этой стопкой стояли и другие: книги, журналы, подшивки старых газет. Всё это, видимо, соседки приготовили выбросить.

Для меня, не стесняющегося рыться даже возле мусорных контейнеров в куче выброшенных кем-то книг, пройти мимо было просто выше сил.