Леманн стал избегать прохожих, несколько раз свернул на узкие улочки. Много лет знакомые, ставшие родными кварталы, превратились в лабиринт чужих серых домов. Даниэль промок до костей и остановился. Из-под большого раскидистого дерева на Лерштрассе виднелись темные шиферные шпили кирхи. Леманн достал телефон. На экране в исходящих звонках, последним номером, высветилась его Liebste 2 2 Liebste – ласковое название любимой в немецком языке
. Даниэль долго смотрел на знакомые цифры, затем взглянул на серый крест Бергкирхе и удалил контакт. Дальше по списку шли номера общих друзей, по большей части, знакомых через Монику. Даниэль прокрутил записи и наткнулся на не отвеченный звонок от отца. Леманн остановил палец на подсвеченном красным номере и нажал вызов.
Отец согласился на встречу сразу, предложил встретиться в Битбургер Бирхаус на Марктштрассе 9. Дождь расстарался, разогнал последних прохожих и ушел за Рейн, мыть улицы Майнца. Здания и тротуары снова обрели знакомые пастельные тона и контуры. Леманн поправил капюшон, засунул руки в карманы и неторопливо побрел мощеными улочками в пивную.
Столики перед пивной ожидаемо опустели. Даниэль вошел внутрь, оглядел зал и отыскал отца. Петер Леманн вольготно расположился в центре узкого зала на общей лавке и с живым интересом рассматривал посетителей. Довольный вид отца говорил, что еще немного, и он заговорит с кем-нибудь в зале, похожем на одного из тех типов, что привела с собой Моника, подумал Даниэль и подошел к столу.
– Привет Дани, – Петер поднялся и обнял сына.
– Привет, ну все хватит, я мокрый, – Даниэль немного отстранился, – Сниму куртку.
– Конечно, садись. Пешком из дома, что у тебя нового?
Даниэль снял куртку, бросил на лавку и сел напротив отца. На столе уже стояли горячая обацда и два высоких стакана Бенедиктинер Вайсбир. Один отпитый – отца, другой с плотной пенной шапкой – в ожидании Даниэля.
– Моника ушла.
Петер, приподнял бровь.
– Снова?
– Совсем.
– Ты с ней разговаривал? Девушки эмоциональные существа, бывает уходят, потом приходят. Давно это случилось?
– Несколько дней назад. Сегодня она вернулась за вещами со своим мужиком, каким-то лощеным коммерсантом.
– Я надеюсь, ты был вежлив?
– Мы все были вежливы. Если ты о скандале, то его не было.
– Очень хорошо.
Даниэль отпил из бокала и рассказал последние события. Петер внимательно слушал, откинувшись на мягкую обивку стены.
– Ясно Дани, такое бывает, люди ищут, где лучше, если что-то их не устраивает. Ты хотел бы услышать мое мнение?
Даниэль кивнул.
– Послушай, я конечно не знаю всего между вами, но наверняка ты понимаешь, что твой случай для общества не уникален, каким бы особенным сейчас тебе не казался.
– Ты действительно всего не знаешь.
– Да, но я видел Монику.
– И что?
– Она девушка с большими запросами и хочет для себя нечто особенное.
– А я обычный.
– Ты стал вести себя как обычный бюргер. Стабильная работа, зарплата, серый седан, пиво на ужин и редкие походы в ресторан.
– Стабильность же важна.
– Если нет амбиций, а у Моники они есть, – Петер сделал глоток из своего бокала, – Ты знаешь, кто теперь с ней?
– Нет, наверное, бизнесмен какой-то или банкир.
– Ну машину то его ты видел?
– Да, спортивная, новая.
– Ну вот, – Леманн старший отодвинул бокал и наклонился к сыну, – Дани, послушай меня, ты симпатичный парень, но эта девушка сейчас не для тебя. В ее возрасте хочется драйва, а ты поутих, у тебя же одно и тоже каждый день.
– Спасибо за откровенность, очень кстати.
– Не обижайся, я только стараюсь помочь.
– Тогда добивай.
– Ладно. Какого хрена ты жалеешь себя? Ты молодой здоровый парень, распустил нюни, как изнасилованная монашка.
– Scheisse 3 3 Scheisse (нем.) – немецкое ругательство «дерьмо»
, зря я тебе позвонил, – Даниэль повернул голову и приподнялся.
– Сядь, – Петер потянулся за сыном, – Извини, присядь. Я знаю, у нас с тобой не было близких отношений, это моя вина. Я таков, какой есть, но тебе, ты знаешь, всегда готов помочь.
– Советом.
– Опытом, а это самое важное. Опыт дает надежду.
– Мне нужно, чтобы вернулась Моник.
– Не глупи, она ушла к другому мужику. Начинай не думать о ней.
– Я ее люблю.
– Уже нет, вернее еще думаешь, что да, но уже нет, это рефлексия. Вместе быть вы уже не сможете.
– Может, у меня и рефлексия, но у тебя махровый сексизм, из-за которого вы с мамой расстались.
Читать дальше