Владимир Карагодин - Пылающий горизонт Юго-Восточного фронта

– Так это в корне меняет дело, – рассмеявшись, ответил я. – Значит ты, зная уголовные законы, намеренно пытался определить Кубу в уборщики! Теперь мы спросим с тебя как с понимающего! Ну, что молчишь, согласен?

– Я не согласен! Я не согласен! Это беспредел!

В комнату вошёл Док, и, увидав свободную кровать возле входа, сунув под неё свою сумку, рухнул на неё, не раздеваясь.

– Ну, так что, Угрюмый, может ты сам себе наказание выберешь… или выламывайся!

– Ребята, ну хватит вкалываться! – отойдя к кровати Дока, протянул Угрюмый.

Первым не выдержал Паша, рассмеявшись, он отвернулся от Угрюмого, затем, покопавшись в своей сумке, достав оттуда мыльницу, направился к выходу. Куба, который лёжа на кровати наблюдал за спектаклем, отвернувшись к стене, стал громко хохотать. А Док, не отрывая лица от подушки, пробормотал:

– Парни, давайте спать. Кто знает, во сколько нас завтра разбудят.

Выключив свет, я, не раздеваясь, запрыгнул на верхнюю кровать над Кубой. Но через мгновение отварившаяся дверь запустила в комнату тусклый луч коридорного освещения, в проёме показалась голова парня, который в Ростове был помощником на кухне.

– Парни, бельё постельное выдают, идите получать…

– Отложи пять комплектов, завтра заберём, – перебил его Док.

Дверь закрылась и наша комната вновь наполнилась кромешной тьмой из-за светомаскировки, накинутой на окно. И только открытая форточка связывала нас с улицей, откуда из курилки доносились голоса ребят, которые вели дискуссию по поводу неровно выложенного перекрытия в одном из пролётов здания.

«Наверное строители, как будто обсуждать больше нечего. Их завтра может уже не будет, а они такую чепуху обсуждают».

И всё же мне не верилось, что мы приехали на войну. Большинство ребят вели себя настолько спокойно, как будто бы они знали, что завтра Серёга-24 соберёт нас всех и объявит:

– Всё, ребята, война кончилась – всем спасибо, все свободны.

Створка форточки, покачиваясь на ветру, издавала едва слышимый скрип, под который я быстро уснул.

Проснувшись утром, я открыл глаза. Причиной моего пробуждения был чей-то громкий голос. Кто-то, разгуливая по коридору и открывая двери комнат, предлагал всем поучаствовать в разборке автомата.

Отвернувшись от стены, я посмотрел вниз. Сидя на кровати, Павел натягивал свои кроссовки. Увидав, что я проснулся, он спросил:

– Вовчик, в разборке и сборке автомата потренироваться не хочешь?

– Пусть вон колхозники и строители тренируются, я его в армии два года разбирал и собирал, а толку?

– Ну, как знаешь, а я пойду, давно в руках оружие не держал. Заодно Фокса навещу.

После ухода Павла уснуть я уже не смог. Наша комната напоминала мне больничную палату, такие же стены, кровати, и такая же зелёная тоска. Проснувшиеся к тому времени парни, молча лежали на своих кроватях, как будто ожидая оглашения своего диагноза доктором, который всё никак не приходил.

– Как ты думаешь, нас сегодня покормят? – обратился я Кубе.

– Кто их знает. Сам же слышал, что вчера Серёга сказал, город на осадном положении.

– Угрюмый, ты бы сходил на «взлётку 7», нашёл бы кипятка, всё равно не спишь, – сказал я.

– Тебе надо – ты и иди, – буркнул он.

– Вот «урка», значит не хочешь пользу коллективу приносить! Ну да, ты же не в камере, а мы не уголовники, а то бы ты уже «чифир 8» на скрученной простыне разогревал. Ну, прохлаждайся, прохлаждайся.

Спустившись вниз с кровати, я вышел в коридор. Отыскав дверь умывальника и зайдя внутрь, я увидел, что весь пол был залит водой. Повсюду на разноцветных верёвках висели постиранные вещи, будто нас заселили сюда не вчера, а неделю назад. Из пяти раковин рабочие краны имели только три, остальные использовались как урны. Они были наполнены пустыми флакончиками от шампуней, гелей для душа, и обвёртками от мыла. Но даже в исправном умывальнике, помыться по-человечески не удалось. Вода текла очень тонкой струйкой, так, что моего терпения хватило только на то чтобы умыться и почистить зубы.

Спустившись в курилку, я увидал мужчину лет сорока пяти, с очень загорелой кожей. Его невзрачные пыльные штаны прикрывали потрескавшиеся туфли со сносившейся подошвой. Выделялась только новая чёрная футболка с шевроном на рукаве. В одной руке он держал карабин, а в другой сигарету. Делая пуазы между словами, он глубоко затягивался, стараясь вдохнуть как можно больше, и выпуская дым через ноздри, продолжал свой рассказ.

– Добирался до этого места я три дня – днём прятался в полях, а ночью шёл. Думал к своим уже не выйду. На третий день попал под обстрел. Уже успел с жизнью попрощаться, но Бог миловал – только в пыли извалялся. А вообще моя цель – дойти до Батьки и к казакам пристать, потому как я – казак. Здесь сил наберусь, и снова в путь. А пока дали мне карабин и закрепили за этим институтом, периметр охранять… – прервавшись, он затушил сигарету об урну, и, посмотрев на всех спросил. – Вы, ребята, меня ещё сигаретой не угостите?