Аскольд Шейкин: Резидент

Рабочие молчали. Они даже не ответили на приветствие. «Здравствуйте, труженики!» — крикнул он. В ответ была тишина, как на кладбище. Говорили ж ему в Новочеркасске: «Только станете тратить зря время, Африкан Петрович!» Так и выходит.

— Упреки часто раздаются в адрес всей вашей среды. Я считаю эти упреки несправедливыми и не заслуживающими внимания.

Опять молчат. Ни улыбки, ни единого одобрительного движения. А ведь он говорит им приятное, льстит даже, можно сказать!

— Однако все ли среди вас трудятся хорошо? Нет. Среди вас есть и такие, которые приносят вред, занимаются саботажем. Их очень мало. Но они есть. С ними у нас должен быть особый и решительный разговор.

Он делает паузу, оглядывает депо.

«Смутьяны, — думает он. — Все, как один. Вам бы только работать поменьше, да чтобы платили побольше. Вот и все ваши заботы. А то, что рушится экономика Дона, вам наплевать…»

— Иногда спрашивают: «Что же творят эти мерзавцы?» — Богаевский обвел рукой круг. — Они, например, ставят в ремонт совершенно исправные железнодорожные вагоны. Они держат их в ремонте по месяцу. Мало того! Назначая к ремонту исправные вагоны, они снимают с них хорошие части и ставят вместо них испорченные. Как видите, все нам известно, и я вас спрашиваю, так это или не так?

Он кивнул адъютанту. Тот протянул ему рессорную пружину — длинную и узкую, как сабля, стальную пластинку.

Тупица! Он подал ее, держа на вытянутых руках, словно был это не кусок железа, а почетное оружие! Конечно, вокруг засмеялись!

Богаевский поднял пластину над головой.

— Вот она, — он вдруг забыл, как называется эта запасная часть вагона.

— Рессорная пластина, — громким торопливым шепотом сказал начальник депо.

— Пластина, — повторил Богаевский и указал на одного из рабочих — немолодого уже, худого, бледного и, судя по выправке и глазам, очень смирного человека. — Вот ты, — он поманил рабочего пальцем. — Подойди-ка сюда.

— Да чего же я? — рабочий стал пятиться от Богаевского, пытаясь скрыться за спинами соседей. — Я-то чего же пойду?

Адъютанты подвели его к Богаевскому.

— Вот ты мне скажи, — он поднес пластину к самому носу рабочего. — Вот ты скажи: исправна ли эта деталь?

— Не знаю. Чего же я?.. Вам видней, — отвечал рабочий, испуганно крутя головой и глядя то на одного, то на другого стоявшего рядом с ним офицера, словно они должны были подсказать верный ответ.

— Ты в руки ее возьми, осмотри…

Рабочий взял пластину.

— Исправная?

— Вроде бы, — ответил рабочий. — В деле была немного.

— Вот видишь! — подхватил Богаевский. — Ты хороший рабочий, ты понимаешь. А чего же ее посчитали неисправной и сняли? Значит, зря держали в ремонте вагон?

— Так, может, она и есть неисправная? — ответил рабочий.

— То есть как? Ты же только что другое сказал!

— Может, в ней трещина внутри!

— Как же ты ее увидишь, если она внутри? — Богаевский даже всплеснул руками. — Это — саботаж!

Рабочий разжал руки. Адъютанты рванулись к нему, но пластина уже упала на чугунную плиту пола.

— Ну? — спросил он Богаевского.

— Что — ну? — удивился тот.

— Звона-то не было.

— Как не было? Разве не было звона, господа? — он обернулся к начальнику депо, но тот ничего не ответил.

— Звон был, да не тот, — уже с досадой сказал рабочий

— Но был же! Был! Тоже мне — знаток! — продолжал Богаевский. — Звон! Звон! Просто задержали вагон, сняли исправную рессору!..

Он вырвал из рук адъютанта пластину, которую тот поднял, швырнул ее на пол, чтобы еще раз показать, какой получается чудесный звон, и осекся: пластина, словно стеклянная, разбилась пополам.

Тишина длилась недолго.

— Саботажники! — голос Богаевского был пронзителен, как свист. — Специально подсунули порченую…

— Кто же подсовывал? Вы сами, ваше благородие, выбрали, взяли с верстака…

Богаевский, побледнев, шагнул к рабочему:

— Что значит — сам? Что значит — сам?..

Он вдруг понял, что попал в неловкое положение, и, не оглядываясь, быстро пошел к выходу.

Свита последовала за ним.

Выйдя из депо, он остановился, указал на ближайший вагон:

— Отремонтирован?

— Отремонтирован, — поспешно ответил начальник депо.

— Куда он пойдет?

— Не могу знать. Это в веденье начальника станции.

— Начальник станции!

Подбежал старик в железнодорожной форме.

— Куда пойдет этот вагон?

Старик молчал.

Богаевский оглянулся, отыскал среди адъютантов Варенцова, жестом подозвал его: