Александр Достерин - Феникс

– Да ты одержим, Хью! – усмехнулся Томми.

– Самый настоящий псих! Таких надо по рукам и ногам вязать да поскорее.

– Очень смешно, парни…

– Ой, да ладно тебе, чего там можно найти нового? Как правильно держать в руках? Лучше пойдём, постреляем после уроков!

– Прости, Майк, но у меня на сегодня были другие планы.

– Как знаешь.

– Джек всё равно не сможет, так что… – подметил Томми. Горошина, пятая по счету, упала на пол. – Проклятье!

– В смысле? – на секунду я был сбит с толку. – А, снова попался?

– Ага, всего-то одна маленькая шутка, а криков было… Да ещё отец подзатыльник дал. Больно… До сих пор колет в затылке, когда поворачиваю голову вот так, – Джек выкрутил голову так, что она заболела бы не то что у него – у любого, кто осмелился бы на подобное движение.

Я широко улыбнулся. Мы с Майком внимательно слушали, что же в этот раз вытворил Джек.

– Этот дурак, – Томми засмеялся, отчего нам стало ещё смешнее, – накормил своего младшего брата соусом васаби, заверив, что это яблочный джем, – приближаясь к кульминации, Том начал смеяться взахлёб, мы последовали за ним. Не весело было одному Джеку, он просто широко улыбался.

– И как Питер? – спросил я сквозь слёзы.

– Ну, он немного обжёг язык, а так всё в норме. Мама была сама не своя. Наверно зря я ему сказал, что из тюбика он вкуснее…

Пауза: мы – красные от нарастающего напряжения, подступающего к горлу хохота, держались изо всех сил. Но тщетно… Мы залились гоготом, который перебил шум всей столовой. Соседние столы в испуге подскочили.

– Зря ты так – ему же всего девять, – успокоился Майк.

– Может. Я уже обещал обдумать своё поведение, – Джек засовывал горошину в трубочку от молока, – так что будь спокойна, мам, – обратился он к Майку и плюнул горошиной через всю столовую прямо в колпак повара на раздаче. – Бинго! Птичка в гнезде!

– Пошёл ты! – Майк улыбнулся и показал Джеку средний палец, на что тот ответил воздушным поцелуем, вместо губ к ладони демонстративно приложив свою задницу.

Да… С этими оболтусами не соскучишься. Тут Томми неприятно ткнул меня локтем в бок. Я поморщился и поднял глаза. В столовую зашел Пинтч в сопровождении своих шестёрок: Льюиса Цагахлера и Боба Анкхора. Парни были, одним словом, ничего особенного, однако оба хорошо умели льстить, и «подлизывали» Пинтчу при любом удобном случае, отчего тот давал им свою защиту. Шум на мгновение стих, Пинтч о чём-то говорил с Бобом, а тот делал вид, что ему неимоверно приятно слушать речи этого жиртреста. Я отвёл взгляд и сильно сжал кулаки. Как же мы ненавидели друг друга… Но почти всегда держались на расстоянии. Пинтч был чуть ли не самым сильным из наших сверстников во всём городе, поэтому все боялись, отчасти и мы тоже. Я старался избегать встречи с ним, ибо тот был непредсказуем, а неприятности никому не нужны, особенно двенадцатилетнему ребенку.

Они прошли вглубь столовой, на противоположный от нас край, где сидели ребята из клуба робототехники и физики. Льюис подбежал к парню, с бледно-рыжими кудряшками и влепил ему ладонью в правое ухо. Подошёл Пинтч и что-то им сказал, отчего парни встали и поспешно удалились из столовой, оставив свои завтраки нетронутыми. Один вдогонку получил от Пинтча пинок под зад. Боб и Льюис завизжали, как маленькие девчонки и стали размахивать руками так, чтобы все видели какие они крутые.

– Скользкие черви… – сквозь зубы проговорил Том.

– Может, подкинуть им червей в ботинки после физкультуры? – прошептал Джек.

– Это будет самый страшный вид самоубийства в истории, – сказал Майк.

Мы продолжили завтрак. После появления гнусного трио в столовой чувствовалось напряжение. Все ели аккуратно, стараясь лишний раз не смотреть в сторону Пинтча. Мне кусок в горло лез с большим трудом, а вот Джек по-прежнему с той же легкостью уплетал пюре за обе щеки и широко улыбался.

– Пинтч допил молоко, – понизив голос, сообщил мне Томми.

Значит, ежедневная традиция вот-вот вступит в силу. Для своих лет Пинтч был слишком крупным, поэтому ходил слух, будто тренер футбольной команды обратил на него внимание и готов был выделить ему место в сборной школы со следующего года. Четырнадцатилетний подросток в «Розентхильских бульдогах», смешно! Его же там растопчут, как жалкого цыплёнка! Однако слух ходил, и Пинтч понимал, что все в курсе. В коридорах он толкал плечом прохожих, вминая их в шкафчики, а в столовой каждый завтрак кидал в кого-нибудь выпитую коробку молока. Чаще всего мишенью служил парень по прозвищу «Тихий»: он всегда сидел один, забившись в дальний угол столовой, никто не знал его имени, даже учителя иногда называли его по кличке. Одно время он даже перестал посещать столовую, но потом смирился и просто терпел козни Пинтча. Вообще – странный парень, но почему-то никто и никогда не интересовался им, словно он не был никому нужен. Тихий существовал отдельно от всех, обречённый на тотальное одиночество.