Александр Димидов - Четыре унции кофе

Парадокс заключался в том, что у меня были деньги. Я мог безбедно существовать годами, вообще не работая. По крайней мере, пока ситуация не изменится. Но проедать воздушную подушку не хотелось, и у меня была почти бессознательная уверенностьв том, что однажды эта сумма понадобится мне для какого-то дела. В итоге, поскитавшись около месяца по задворкам Северо-Запада, мне ничего не оставалось, как постучаться в «Берлогу» мистера Пэрри в Бактейле, штат Небраска.

И вот я в этой заднице – вуаля!

Память является худшим врагом человека. Особенно в те роковые моменты, когда предстоит пережить житейские перемены от хорошего к плохому. По сравнению с моей работой в Миде, кухарка в «Берлоге» была падением ниже плинтуса.

Никогда еще за всю мою долгую самостоятельную жизнь со студенческой скамьи мне не приходилось заниматься ничем, хотя бы отдаленно напоминающим эти каменоломни. Даже в те годы, когда я побирался, подрабатывая частными уроками, или мучил скаутов правильным английским в детских лагерях. Все же я работал по профилю. И мой профиль был интеллектуальным. Грубо говоря, мне платили за то, что я эксплуатировал собственные мозги.

Здесь же, в Бактейле, на мои умственные способности, университетский диплом и огромный педагогический опыт всем было насрать. Их больше интересовало, как быстро я сумею нарезать лук и прожарить отбивную.

Нечего и говорить, что мои первые дни в «Берлоге» были сущимъ адомъ (давайте сохраним эту старорусскую орфографию, чуть ниже я объясню, почему).

Есть повара от Бога. Без сомнений, я к таким не принадлежал. Некоторые даже физически приспособлены лучше к тому или иному ремеслу. К примеру, посмотрите на руки знаменитых пианистов. Рихтер, Рахманинов, Горовиц, Ван Клиберн. Все они размахом ладони покрывали полторы октавы. С моими природными данными в кулинарии, после долгих изнурительных тренировок, я мог рассчитывать разве что на собачий вальс. Рожденный ползать, как говорится. К тому же любая успешная коммерческая кухня строится на скорости, а скорость была явно не тем, за что мне изрядно платили все эти годы до того.

На мое счастье Пол, мой первый шеф, обладал исключительным терпением и нечеловеческим чувством юмора. Там, где я косячил, он впрягался за меня. Сноровку я добывал потом и кровью, причем нередко кровью в прямом смысле слова. Такова плата новичков за профессиональную технику.

Иногда, едва что-то начинало получаться, и у меня был повод застыть на секунду с глупой улыбкой в ответ на похвалу Пола, предательская память садилась в угол, сплетала руки на груди и кричала мне «Браво!» с ударением в конце, на французский манер. Браво, говорила она, для этого и вправду стоило учиться шесть лет в университете. Да ты просто милашка. И мне казалось, что другой я, мой двойник, по-прежнему жил в Мэнфорде, спорил с учениками, водил податливую «Тойоту», обсуждал выставки авангардистов с коллегами, ужинал в лучших ресторанах по выходным и проникал в женские тайны, плененный их свежестью, яркостью и новизной. Память всякий раз говорила мне, что он украл мою жизнь.

В такие минуты мне почему-то думалось о русской иммиграции. Не той, которая привела на Запад Бродского и десятки тысяч врачей, инженеров, музыкантов, сделав из них таксистов и сантехников. В Советской России не было иерархии сословий. Поэтому переход от пробирок в лаборатории к пассатижам электрика хоть и воспринимался неоднозначно, не был ударом судьбы. Тем более, что за должность на кафедре в Ленинградском НИИ платили копейки, а, став электриком в Бостоне, ты мог (впервые в жизни!) достойно содержать семью, купить машину и через пару лет получить кредит на собственный дом.

Я думал о самой первой волне. О той, которая заставила бежать русских дворян от надвигающейся чумы большевизма в начале двадцатого века. Вот кому поистине пришлось несладко. Бывшая княгиня шла в гувернантки, граф нанимался в конюхи, если у него не хватало мужества застрелиться. Хуже всего доставалось тем, как ни странно, у кого на новой родине были связи и друзья. Как только заканчивались деньги с распродажи фамильных драгоценностей (речь о тех, кому удалось их вывезти), все тотчас о тебе забывали. Среди извращенцев тех времен считалось особым шиком иметь русскую прислугу не ниже княжны.

Так вот, я не был дворянином и не задирал нос. Однако, не требовалось семи пядей во лбу для понимания, что мое появление на кухне «Берлоги» было полным и отвратительным мезальянсом. Впору припасть к колонне в русском храме, воздыхая: за что, Господи, за что?