Когда возвращались домой, я поинтересовался:
– Семёныч, а что дальше будет вот с этим? – и я кивнул на мешок с кусками призрака.
Семёныч помолчал немного, а потом начал просвещать:
– Вот это невозможно убить, можно только удержать в стороне от людей, само по себе это создание восстановится через несколько дней, в мешке, в измельчённом состоянии ему потребуется, скорее всего, несколько лет, если его целиком затолкать в саван, он его порвёт и вылезет, поэтому их «шинкуют», увозят подальше и закапывают, чтобы на виду не валялись, где-нибудь в самой глухой тайге, где человек появится, может быть, только через сотню лет. И ещё я слышал, что после восстановления они могут измениться и уже не жаждут нагадить хомо сапиенс.
– А если развезти эти куски в разные стороны? – полюбопытствовал я.
– Будет ещё хуже. Генадич говорил, что при невозможности восстановиться из каждого куска может получиться по твари. Поэтому лучше уж так.
Приехав на базу, мы сначала зашли в научный отдел, передали мешок с кусками сотруднику по имени Аркаша, которого знал Семёныч. Потом зашли в оружейку, сдали свои стволы и пошли в свою комнату, так как до обеда времени ещё было достаточно и можно было попить кофейку. Я заварил себе кофе и устроился в кресле, перед собой на журнальный столик поставил вазочку с мёдом, который привёз из деревни, и начал отдыхать, периодически залезая ложечкой в мёд. Мед действительно был отличный, даже запах шёл по комнате.
Семёныч, почуяв запах мёда, подошел ко мне, грустно посмотрел на вазочку, а потом спросил:
– Сань, а у тебя ещё есть мёд? Подвоха я не почувствовал, мёд у меня был, целая банка, поэтому ответил, что мёд у меня есть.
Услышав это, медведь ускакал к холодильнику, чем-то там погремел, а потом вернулся к журнальному столику, в руках у него был гигантский бутер из двух половинок батона, с колбасой и сыром. Он снял верхнюю половину бутера, сцапал вазочку и вылил всё её вязкое содержимое на начинку бутерброда, потом накрыл его верхней половиной. Я смотрел на всё это, вытаращив глаза, такого бутерброда я не видел никогда.
– Саня, прости. Искушение слишком велико, – прогудел этот медведь и откусил такой кусок, что я испугался – сейчас подавится. Но он не подавился, продолжал с наслаждением жевать свой бутер, причём жевал так, что ни одной капельки мёда не уронил. По всей вероятности, он спросил у меня про мёд для того, чтобы не забирать последнее. Как я уже упоминал, здесь работают добрые люди и нелюди.
– Семёныч, нам скоро на обед, аппетит перебьёшь, – напомнил я ему.
– Не перебью, – довольно прогудел он. Продолжая с удовольствием чавкать.
После обеда я отправился в научный отдел, разыскал Алексея Геннадьевича и спросил про результаты анализа своей крови.
Учёный завёл меня в свой кабинет, взял бумажку, лежащую у него на столе, повертел её в руках, вздохнул, после чего подал её мне и сказал:
– С кровью у вас всё в порядке, по составу она точно такая же, как и у простого человека, но… – сделал он паузу, – у вас в крови всего в разы больше, чем должно быть. Заметив, что я тупо смотрю на него, он хмыкнул и продолжил.
– Видите ли, Александр, если бы у вас в крови было повышенное содержание какого-то одного из элементов, например, лейкоцитов, то можно было бы говорить о том, что в вашем организме идёт какой-то воспалительный процесс, другими словами, вы болеете. Повышенное содержание эритроцитов тоже плохо, негативно сказывается на процессе дыхания, кровоснабжения и функциональности клеток головного мозга. Если будет избыток тромбоцитов, будут образовываться тромбы, которые начнут закупоривать сосуды.
– А у меня? – напомнил я.
– А у вас больше всего, намного больше, как я уже говорил. Другими словами, у вас для самого себя нормальная кровь, ваши внутренние органы работают именно на такой крови и вырабатывается у вас именно такая кровь, она для Вас норма. Другой человек умрёт, если вашу кровь ему перелить в достаточном количестве. Очуметь можно, откуда вы вообще взялись, Александр Андреевич?
Это меня задело, и я, сдерживаясь, проговорил:
– Алексей Геннадьевич, а вас не удивляет, что по вашей лаборатории ходит девушка-оборотень, что за стенкой сидят взбесившиеся духи, летают больные призраки, этажом выше вообще бродит целая стая оборотней, а ещё там, – я кивнул головой вверх – ведьмы водятся. А у меня только кровь другая, и это вас вдруг смущает.
– Александр Андреевич, простите, бога ради, я не хотел вас обидеть, поверьте, ночь не спал, думал, что с вами не так. Ничего понять не могу. Вы для себя в полном порядке. И пока я бессилен что-либо объяснить, а бессилие бесит и раздражает. Простите ещё раз. При этих словах он сложил руки на груди в каком-то молитвенном жесте.
Читать дальше