Анна Бардо - Тень Мануила

Придворные и знать горбуна сразу невзлюбили, да и понятно почему: вдруг откуда ни возьмись появляется какой-то малолетний калека, неясно за какие заслуги ко двору допущенный и непонятно что в эти непростые времена здесь делающий. Ходит все время со склянками на поясе, присутствует на всех императорских приемах, и никому не ведомо, какую роль отводит ему василевс. Среди знатных людей и купечества поговаривали, что вот, мол, пришел хромой отрок из монастыря Студийского, хочет извести своими зельями государя-императора, устроить переворот и занять его место. А императрица Мария и так-то не отличалась покладистым нравом, а тут совсем потеряла всякие приличия, охотилась за городскими стенами на мелкую дичь, и горбун Мануил каждый раз находился при ней, а в каком качестве – опять-таки непонятно. А главное, императору-василевсу не было до этого никакого дела, чего уж и вовсе никто не мог понять!

Между тем Мануил уже практически достиг совершеннолетия и был до того миловиден и обаятелен, несмотря на свои врожденные увечья, что статную, красивую, высоколобую императрицу Марию стали подозревать в порочной связи с горбуном! Притом среди купцов прошел и такой слух, что император Иоанн обнаружил свое бесплодие и сам призвал Мануила для того, чтобы тот вступил с императрицей в связь и наконец-то зачал с нею наследника, которого так долго ждали в Константинополе.

Слух этот долго считали вполне близким к истине, поскольку мерзкий горбун спустя год бесчестного пребывания при Влахернском дворце и постыдной связи с императрицей был сослан Иоанном в Морейский деспотат. Да не к кому-нибудь, а к Георгию Гемисту, по прозванию Плефон, известному своим почитанием языческих культов и прочей богомерзкой ереси. Одно только народная молва не могла объяснить: почему все-таки императрица Мария даже спустя многие месяцы своих выездов на охоту вместе с Мануилом так и не зачала…

При дворе и в торговых рядах Константинополя после исчезновения горбуна все вздохнули с облегчением: недоброе предвещал этот странный человек со склянками на поясе. Люди верили, что сама жизнь Мануила, уже одно то, что он такой уродился у своей матери, Евдокии-блудницы, и земля его носит, является для города дурным предзнаменованием. А кроме прочего, именно после его рождения как раз и замироточили иконы, заплакали статуи на ипподроме, а из львиноголового фонтана вместо воды начала струиться кровь. Вот это-то совпадение и было замечено умными людьми, после чего никто уже не сомневался, что Мануил крепкими узами связан с нечистью!

После его отъезда в Мистру о нем забыли лет на десять. И как-то спокойно и тихо стало в Константинополе. Статуи больше не проливали свои слезы, и золотое изваяние Юстиниана, говорят, перестало по ночам покидать свой пост. Тайные предзнаменования постепенно забылись, а императора в народе стали восхвалять за то, что он так славно придумал: взял да и отослал дьявольское отродье в далекую Мистру! Там, почитай, ему и место, горбуну этому. И все в городе на этот весьма долгий период сделалось хорошо и ладно. Купечество вновь стало процветать, придворные поверили в то, что войны с османским султаном не будет и удастся договориться миром. Никто более не тревожился, всем казалось, что жизнь в Константинополе наладится и пойдет по прежнему руслу, а Бог даст, сделается еще и краше.

Впрочем, к самому императору судьба оказалась неблагосклонна. Через два года после отъезда Мануила из Влахернского дворца отправился Иоанн на Вселенский собор в земле Феррарской. Едва удалился он от городских ворот, как слегла от чумного поветрия императрица Мария. Несколько дней лежала она в бреду в своей одинокой спальне, после чего умерла, так и не подарив мужу наследника и даже самого его не дождавшись домой.

Василевс, вернувшись, долго горевал о своей любимой жене и в четвертый раз так и не женился. Оставил он всякие попытки обзавестись сыном и престол после себя решил передать младшему своему брату Константину.

А потом как-то по осени и сам Иоанн захворал-занемог, да вскоре и преставился. И вот на трон взошел новый император, подарив народу надежду на спасение и благоденствие. Но в тот же год, в один из пасмурных зимних дней, чуть только снег стал ложиться на купол Святой Софии и статую Юстиниана перед ней, через Селимврийские ворота в город въехала повозка, запряженная двумя серыми кобылами. Возничий правил в сторону императорского дворца и как-то по-особенному косился в сторону своего седока.