Маргарита Голощанова - Боровой

– Не привязал её, она и ушла в лес.

Хустав прохрипел что-то неопределённое в ответ.

– Уходите … – уже членораздельнее простонал он.

– Хустав, – наклонился к нему ближе войт. – Ты нам только на вопросы ответить, и мы пойдём, долго пытать тебя не будем, – успокаивающе приговаривал Штепан.

– Проваливайте, паскуды! А то собаку на вас спущу! – заорал на всем своём пределе Хустав, подсипливая и пропуская гласные. – Вон! – из трёх букв в этом слове ему поддалась только первая, и Хустав для верности махнул рукой в сторону выхода, сопровождая свой приказ жестом.

– Что ж ты за дубина такая, башка твоя бестолковая! Смотри! Видишь человека? Воевода он. С дружиною пойдёт в лес от борового проклятого нас избавлять! Или забыл ты уже, как от лиха убегал по бурелому, пачкая портки? – кричал теперь уже Штепан. – А в лесу они, может, и найдут кого, – снизил голос войт. – Может, и домой доставят.

Поняв, что речь зашла о Микоше, Хустав вновь склонил голову и поморщился. Плакать ему этим похмельным утром было нечем, и он просто завыл. Протяжно и долго. Ссутулившись, он теперь опёрся о Штепана, который уже смягчился и обнимал мельника за плечи, расчувствовавшись его горестями.

– Микошку моего вернитеее! Сынку моего… Микошеньку, – содрогаясь плечами, снова захрипел он.

– Убиваться по нему рано ещё, – произнёс ни разу не шелохнувшийся за это время воин. – Я по юности и дольше по лесу плутал и ничего, нашёлся. Куда пошёл, он сказал? Чего в чаще понадобилось?

Хустав рыдать перестал и попытался сфокусировать взгляд на лице гостя.

– Не знаю. Не сказал. – Вода разгладила по всей черепушке рыжие с седым космы, и Хустав теперь пытался убрать их с лица, попутно отжимая от влаги усы и бороду. – Исчез, как будто не было его…

– Исчез на мельнице, появился где-то в другом месте. Думай, дядя. Думай, – с нажимом ответил на это Бреган.

– Ну … Может на Киртыш пошёл за рыбой … Раньше мы это дело с ним любили … – вновь поморщился и затрясся он.

Штепан на секунду задумался.

– Киртыш – это озеро. Наши там раньше ершей и судачков ловили, пока спокойно было, – объяснил он. – А сейчас ходу туда нет.

– Куда ещё мог пойти?

– Мнмн … Никуда … – невнятно пробормотал Хустав и, помогая себе, отрицательно замотал головой.

– Может, невеста у него была какая в другом селе, так он к ней и сорвался?

– Нееет, – ответил за мельника Штепан. – Его милая здесь жила. Лесенька наша. Да только пропала она чуть раньше со всеми остальными нашими девками.

– Ну, так может за ней он и отправился? Девку искать да лиху мстить. Говорил он о таком перед уходом, а? Вспоминай, – обратился командир снова к Хуставу.

Мельник, однако, не ответил. Он был безутешен, начал всхлипывать и икать.

– А ну в руки себя возьми, – встряхнул его Штепан. – Смотри, сам же шесть дней по лесу гулял и вышел. А сына-то чего хоронишь раньше времени?

– Я не вышел! – поднял голову Хустав. – Меня вывел ОН. Он вывел… Он вывел…

Штепан многозначительно взглянул на командира. Хлопнув мельника пару раз по спине и пробормотав тому слова поддержки, войт двинулся к двери. Поравнявшись с Бреганом, он попытался увлечь того к выходу, но командир не сдвинулся с места.

– Чернобог? – спросил он.

Хустав, уставившийся было в пространство перед собой, резко развернул голову к Брегану, будто тот сказал некое знаковое слово. Медленно и почти торжественно он кивнул.

– Чернобог, стало быть, тебя до опушки довёл? До самой деревни?

– До самих дверей, – севшим голосом ответил Хустав.

Бреган услышал, как позади него с ноги на ногу переминается недовольный поднятой темой староста.

– И что же? Может, и голос у него был? – вкрадчиво вопрошал гость.

– Был.

Войт, скрипнув дверью, встал в проёме, выжидая окончания допроса.

– И что же он? Сказал чего?

– Сказал. Сказал, что чёрная тут земля и что вода сладкая. Сказал, что добрые люди тут станут жить.

– Разговорчивый. Что было затем?

– Микошка дверь отворил. Ко мне кинулся, обнимать. Потом оторопел весь. А ОН подошёл, сыну ладонью так по щеке легоооонько огладил. Мне кивнул. Развернулся и пропал. Как дымок сизый. Исчез, будто приснился нам. Микошка меня пытать, кто это был. А я с ног валился…

Бреган замер статуей, не сводя с мельника взгляда.

– И как же тот Чернобог выглядел? – медленно проговорил он.

Ручей стал еле слышен. Ветер снаружи перестал трепать листья.

– Высокий. Старый. И кожа бела. В глазницах два камня круглых. Блестят, как чёрное масло. Масло земли самой, – не моргая, проговаривал каждое слово Хустав, глядя куда-то сквозь командира. – Покрывало за ним стелется от самых плеч: из червей, муравьёв и чёрных лап куриных делано.