Нодар Мачарашвили - Москва – Тбилиси

– Если подумать, хорошо, что у нас, армян, был Маштоц 9 9 Маштоц , Месроп – христианский проповедник, приблизительно в 405 г. создал армянскую письменность или, не изобретая заново армянский алфавит, использовал не сохранившиеся к настоящему времени древнеармянские письмена. , иначе остались бы вы без алфавита и без Руставели.

– Что-о?

– Что тут удивительного, ты разве не знал, что Маштоц создал ваш алфавит?

– Ты что, приключений на свою голову ищешь?

– Почему?

– Значит, «Витязя в тигровой шкуре» Руставели написал под диктовку Маштоца?

– Э-э-э, Сандро-джан, не надо ссориться! Весь мир знает, что ваш алфавит мы создали.

– В таком случае, чем был занят царь Парнаваз? – взревел я и вскочил на ноги, совершенно позабыв, насколько я был изнурен.

– Ну, откуда мне знать!

– Ты, как я погляжу, просто чокнулся на национальной почве, – бросил я ему с раздражением и снова сел, только уже спиной к нему.

– Ладно тебе, не обижайся, – Юрка положил мне руку на плечо.

– Может быть, и хинкали готовить вы научили?

– Хинкали – нет, это блюдо пришло из исламских стран.

– Что ты сказал?

– Да, мясо, завернутое в тесто, варят и в Азербайджане, и в Иране. Между прочим, больше половины населения в Иране составляют армяне.

– А-а-а, вот как, значит! В Иране и хинкали ваше национальное блюдо! – я уже орал во весь голос, так что Юрка в испуге стал таращиться по сторонам.

– Что с тобой, Сандро-джан? Чего раскричался? Забыл, где находишься?

– Руки прочь хотя бы от хинкали и Руставели, хапуги… – это я произнес уже тихим голосом, но при этом успел схватить его за воротник.

– Отпусти сейчас же! Ты что себе позволяешь? – Нахмурив брови, Юрка резко стряхнул мою руку.

А дорога никак не заканчивалась. Словно мы оказались посреди моря на плоту и без весел и не двигались – ни вперед, ни назад. В какой-то момент в глазах у меня потемнело, а когда я пришел в сознание, обнаружил себя мешком на спине у попутчика.

– Ну, мы на свободе! В Армении, цаватанем 10 10 Цаватанем – ласковое обращение наподобие слова «дорогой», принятое у армян. , – обрадовал Юрка.

Крепко-накрепко обнявшись с ним, я поцеловал его в лоб. Вынул деньги из кармана и попытался всучить их ему. Но мне это не удалось.

– Не обижай меня, Сандрик, – сказал он так, что я невольно уступил, сдался.

– Не забуду тебе этого, брат.

– Маршрут был серьезный, едва ли не Эльбрус покорили! Разве такое забудешь?

Неожиданно возле нас остановился мерседес.

– Садись, брат, Хорен ждет нас, – водитель высунулся из окна.

– Есть у меня классные кеды. Мне их подарил друг детства. Хотя бы их возьми, –повернулся я к Юрке.

– Нет, брат, нет. Не хочу, – в знак отказа он качнул головой.

Когда машина отъехала метров на двадцать, я попросил водителя тормознуть.

– Что случилось?

– Подожди минутку, – я дотронулся до его плеча. Затем вытащил из рюкзака кеды Paul Smith, подаренные Сосо, вышел из машины и оставил их на трассе – так, чтобы Юрка видел.

* * *

Хорена я помню по рассказам моего деда. Резо часто вспоминал о нем, и еще мне туманно припоминается момент, когда он появился у нас в Ваке. Это был невысокий, седовласый, упитанный мужчина с ясным лицом. Жил он в Ереване, на улице художника Мартироса Сарьяна. Присланный им водитель именно туда и привез меня. У Хорена не было ни жены, ни детей, ни близких родственников. Жил в одиночестве, как монах-отшельник. Впрочем, вокруг него вертелось немало молодых людей: кто ходил за продуктами на базар, кто сидел за рулем, кто привозил суджук и бастурму из Дилижана, а кто улаживал дела с милицией. Долгих разговоров он не любил, много времени проводил за чтением, поэтому в доме, как правило, царила гробовая тишина. Каким-то особым ремонтом его квартира явно не выделялась, но все было обустроено с подкупающей простотой и удобством.

В первую очередь он попросил меня рассказать, в результате каких перипетий я оказался в Ереване на улице Сарьяна. Рассказал ему обо всем в подробностях. Он ни разу меня не прервал.

– На тебя пожаловались? – спросил, когда я закончил свой рассказ.

– Да.

– Кто?

– Все.

– И те, кому ты помог?

– В первую очередь они.

– К сожалению, так обычно и бывает. Дедушку своего помнишь?

– Так себе. Да.

– Сколько тебе было, когда его не стало?

– Пять лет.

– Отца твоего как зовут? Отар?

– Нет, Нодар.

– Да, да, – с сожалением покачал он головой. – В последнее время я замечаю некоторые признаки склероза, – произнес он на далеком он совершенства грузинском с армянским акцентом.