Алексей Тенчой - Новеллы. Второй том

Девушка росла в странной семье. Ее мать была поэтессой и немного актрисой. Дома устраивались поэтические вечера, повсюду в вазах без воды стояли розы и медленно засыхали. Она говорила, что срезанные цветы все равно мертвы, не нужно продлевать их агонию, а можно только любоваться скоротечной красотой. Екатерина хотела оставаться в доме единственным ребенком, ссорила маму с ее ухажерами, подглядывала за ними и ябедничала, третировала, как ей казалось, всех гостей. И не понимала, почему мама смеялась, если очередной ухажер рассказывал о выходках вредной девчонки.

Воспоминания о маме, такой красивой и независимой, были болезненными: она всегда сравнивала себя с ней и, учитывая бельмо на глазу, считала себя неудачницей и старалась перещеголять свою мать. Поэтому она стала манекенщицей, поэтому каждый раз рыдала перед зеркалом. И вдруг Екатерине пришла в голову прекрасная идея:

– Что ж, может арлекин и прав, ведь в доме столько маминых портретов, а моего ни одного. Пока я молодая и красивая, это надо запечатлеть! Пожалуй, так и сделаю! Профиль-то у меня как у средневековой принцессы!

Спать она легла в отличном настроении. Необходимо выспаться перед важным событием, которому она решила посвятить субботу.

Утром, а вставала Екатерина всегда рано, она начала собираться на прогулку по аллее художников. Нарочито небрежно, но тщательно, учитывая, что предстоит позировать. Легкое платье из переливающегося шелка подчеркивало ее точеную фигурку. Девушка повесила на шею длинную нитку жемчужных бус и надела очки со стеклами-хамелеонами.

Художника, который будет ее рисовать, девушка нашла сразу. Кто-то окликнул по имени молодого парня с пронзительным взглядом. Тимур оказался молодым мужчиной, и работы у него были особенными, обладали притягательной силой: на них хотелось смотреть, не отрывая глаз.

– Присаживайтесь! – предложил он Екатерине. – Я вижу, что вы присматриваетесь. Не стоит сомневаться, надо слушать свое сердце, а я вижу, что оно влюбилось в мои картины. Ваш портрет тоже будет прекрасен и ярок!

Екатерина улыбнулась в ответ, ей очень понравилось, как молодой человек непринужденно делает комплименты, и присела на стульчик.

– Понимаете… – смущенно начала она, сняв очки.

– Тс… – парень прижал палец к губам. И кисточка с акварелью принялась творить волшебство.

ДА НЕ ЛЕЧИЛ Я НИКОГО!

«Нужно срочно его найти. Нужно непременно найти его. А что будет, если не получится? Если он уехал и больше не лечит? То есть не рисует…? То есть не пишет…? Да что же это такое происходит?! Я с ума сошла? Возьми себя в руки, Катя!»

«…А если мне все же не удастся его найти? А если он не согласится взять подарок… Что тогда? Оно вернется?» – мысли перескакивали, налетая одна на другую и спотыкаясь, падали и снова путались.

«Жара невыносимая, сводит с ума», – продолжала беззвучный монолог Екатерина. Задумавшись, она даже не замечала, что идет по самому пеклу, ступая босоножками по раскаленному асфальту и утопая в нем каблучками.

Люди в летних шортах и майках, в рубашках с короткими рукавами, уставшие от беспощадной жары, сонно брели по теневой стороне улицы, стараясь ни одним краешком своего тела не попасть под палящие лучи солнца, которое находилось в зените. А вот и та улица, точно из волшебной сказки. «Может, место какое-нибудь заколдованное…» – продолжался круговорот обрывочных мыслей.

Художники расположились на складных стульях под широкими зонтами. Раскрытые этюдники, мольберты, расставленные для рекламы шаржи привлекали множество любопытствующих: и посмотреть, как на бумаге рождаются портреты, и себя показать. Улица, несмотря на жару, была многолюдна.

«Порисуем?» – предлагала надпись на майке одного из художников. «Запечатлею для вечности» – гласила другая. Однако желающих оплатить портрет было намного меньше, чем самих творцов.

Екатерина тихо вскрикнула. Вот он – красивый молодой человек спортивного телосложения, поджарый, сильно загорелый – это и понятно, он же изо дня в день находится на солнце. Красная майка и лицо, похожее на знаменитый портрет Че Гевары, дополняли образ. Он вальяжно развалился на раскладном деревянном стуле, в котором совсем недавно сидела Екатерина, позируя ему. Рядом на таком же стуле примостилась молодая девушка в короткой цветастой юбочке и белой обтягивающей майке.

– Все-таки, Маруська, в том, что мы вынуждены торчать столько времени на этой жаре, есть один большой плюс… – лукаво поглядывая на девушку, начал «Че Гевара». – Она обнажает в нас самую суть. Марина, у тебя обалденные ножки!