Ирина Енц - Волчья песня

Ободренная такой речью, я было открыла рот, чтобы задать очередной вопрос, но тут дверь открылась и вошел Владимир Дмитриевич. Я аж зубами скрипнула. Майорские звезды сверкали на его погонах в слабых лучах солнца, проникающих в небольшие окошки дома. И вообще, он имел бравый вид, хоть сейчас на парад. Ранняя побудка никак не сказалась на нем. Я тяжело вздохнула. Он сделал строгое лицо и обратился к следователю.

– Ну, что тут у нас, Иван Петрович?

Следователь суетливо начал ему объяснять:

– Да, собственно, мы уже закончили. Ольга Викторовна, распишитесь под протоколом. Вот здесь, и здесь. – Ткнул он пальцем в листки. – «С моих слов записано верно и мною прочитано», ну и подпись поставьте.

Я послушно написала требуемое, поставила закорючку своей подписи. Володя стоял и хмуро наблюдал за нашей суетой. Иван Петрович собрал со стола бумаги. Начальство опять, сурово хмуря брови, заговорило:

– Труповозку уже вызвали. Скоро будут. Проследите за всем там, пожалуйста.

– Конечно, Владимир Дмитриевич. А как же. Не волнуйтесь. – И он стал пробираться мимо Володи к выходу.

Когда он достиг дверей, и начальство не могло его видеть, Иван Петрович мне лихо подмигнул, как будто говоря мне: «Мы то знаем, что он не такой уж и строгий. И мы его совсем не боимся». Я слегка опешила от такого, но постаралась не подать вида. Володя продолжал хмурить брови. А я затосковала, понимая, что общения не избежать. Когда дверь за следователем закрылась, он заговорил. В голосе слышалось недовольство:

– Как ты умудрилась во все это вляпаться?

Я сочла вопрос риторическим и промолчала, ожидая, что будет дальше. Не дождавшись от меня ответа, он продолжил:

– И что у тебя за стремление к мазохизму? Тебе совсем не обязательно жить одной в этой глуши. Я могу поговорить с директором, и он организует тебе жилье в деревне.

Я раздвинула улыбку на возможную ширину.

– А мне здесь нравится. Если мне потребуется твое мнение, я обязательно спрошу его.

Конечно, он знал мой характер, поэтому нахмурился еще больше, хотя, казалось, куда уж больше.

– Ты не думаешь, что подвергаешь свою жизнь опасности, живя здесь? И что это здорово напрягает?

– Кого это напрягает? – Продолжала скалиться я.

Он опять посмотрел на меня. В глазах застыла мука. Мне сразу же расхотелось продолжать этот разговор, и я постаралась его закончить. Уставшим голосом я проговорила.

– Я живу так, как считаю нужным. Не думаю, что у тебя есть право указывать мне, что и как я должна делать. Тема закрыта. Если, у тебя есть, что сказать по сути дела, говори. Если нет, то я пошла.

– Куда ты пошла? – Удивленно вскинул брови он.

– Вообще-то, я здесь работаю. И мне пора на обход. – Не удержавшись, добавила ехидства в голос я.

Он сделал шаг ко мне и протянул руку, собираясь взять меня за плечо. Он даже успел произнести первое слово фразы, которую собирался сказать.

– Послушай …

Голос прозвучал чуть резче. И тут ему под ноги вылетела Айра. Своим безупречным звериным чутьем, она почувствовала мое состояние, и кинулась на защиту. Припав слегка на задние лапы, она грозно зарычала. Шерсть на загривке стала дыбом, нос сморщился, обнажая довольно устрашающие клыки. Не ожидая такого, Володя сделал несколько шагов назад и схватился за кобуру. Наткнувшись на лавку, стоящую позади него, он, не удержав равновесия, плюхнулся на нее. Воспользовавшись ситуацией, я схватила карабин, и кивнув волчице, выскочила из дверей. На ходу скороговоркой проговорила:

– Пироги на столе, чай на плите. Угощайтесь. – И хлопнула дверью.

Следователь, увидев, что я бегу по направлению к сараюшке, громко крикнул:

– А где Владимир Дмитриевич?

Уже сидя в седле, я с усмешкой прокричала в ответ:

– Пироги остался есть!

Пришпорила Матильду и поскакала в лес. Впереди меня неслышной тенью скользила Айра.

Я ехала по лесу, вдыхая густой осенний воздух, пахнущий прелой листвой, хвоей, дождем, с едва уловимым горьковатым привкусом грусти. Айра скользила по подлеску едва заметной тенью. Матильда, все еще плохо привыкшая к запаху волчицы, иногда всхрапывала и, нервно переступая, косила глазом в ее сторону. Я стала уговаривать лошадь, поглаживая по влажной шкуре на шее.

– Ну, чего ты, девочка? Успокойся. Айра же своя. Она не причинит тебе вреда. Наоборот, защитит, если потребуется.

Кобыла слушала меня, успокаивалась и тихонько всхрапывала в ответ. Мы проехали к реке. Я расседлала Матильду и отпустила ее пастись. А сама, расстелив брезентовый дождевик, улеглась под разлапистой елью. Дождь перестал моросить. С каждой хвоинки свисала маленькая капелька влаги, в которой отражался и переливался кусочек неба. Бессонная ночь и волнения давали о себе знать. Мысли были ленивые и вязкие. Конечно, я думала о Володе. Боль, поселившаяся в груди, как холодная змея, разматывала свои кольца, вызывая щемящую тоску. Открыв глаза, громко сказала: