Сергей Михайлов - Колыбель качается над бездной

Кришна тут, конечно же, не причём. Всё дело в ещё одной ассоциации, навеянной Бхагават-Гитой.

А когда я мыл посуду, перед глазами пролетала вереница романов Мураками. От «Охоты на овец» до «Кафки на пляже». Может быть потому, что все герои Мураками с особым тщанием предаются мытью посуды?

А вот Гичин Фунакоши (ещё один легендарный японец) за всю свою долгую жизнь не вымыл ни одной тарелки. И даже ни разу не был на кухне. Согласно традициям самураев, японский мужчина не должен показываться в местах, грозящих нанести его репутации непоправимый вред. Кухня – это как раз такое место. Мужчина – прирождённый воин, его дело биться с врагом, а на кухне пусть хозяйничает женщина…

Вот и ещё одна цепочка готова.

С чего я начал? С Марса, соседского пса. А чем закончил? Традициями японских самураев. Если выкинуть все промежуточные звенья, останутся только два крайних, ничем напрямую между собой не связанных: Марс и самураи. А уж отложится ли этот тандем в памяти, покажет время. Не все ассоциации живучи.

Однако я отвлёкся.

– Вот ты где, паршивец! – услышал я позади себя сердитый голос. – Я его по всему району ищу, а он вон где прячется.

В подъезд ввалился мой сосед по лестничной клетке. Скинув с головы мокрый капюшон дождевика, он заметил меня и приветливо улыбнулся.

– А, Виктор! Рад видеть, сосед.

Я кивнул в ответ.

При виде хозяина Марс пригнул косматую голову и виновато ткнулся носом в его ладонь.

– Ах, подлиза, – улыбнулся сосед и потрепал своего любимца по холке. – Ну ладно, ладно. Я сам виноват, что в такую погоду вывел тебя на прогулку. Терпеть не может всю эту слякоть. – Теперь он обращался ко мне. – Чистюля он у меня. Не дай Бог лапы в луже замочит – тут же домой мчится. Вот и сейчас примчался, улизнул от меня и примчался. А вообще он у меня умница, таких поискать. Правда ведь, Марс?

Тот радостно завилял хвостом, a priori соглашаясь со всем, что скажет его хозяин.

С Олегом Александровичем у нас сложились самые что ни на есть добрососедские отношения, хотя дальше обычного взаимного приветствия они не простирались. На вид ему было лет шестьдесят, семьи у него не было, если не считать верного Марса. Переехал в наш подъезд он года три-четыре назад. Седой, как лунь, поджарый, крепкий старикан, с лукавинкой в серых, с прищуром, глазах. Тактичный, вежливый, благожелательный, он олицетворял собой идеальный тип соседа в многоквартирном городском доме. Да, что и говорить, с соседом нам повезло. Предыдущие жильцы постоянно досаждали нам шумом, громкой музыкой и ночными дебошами.

– Как дела, Виктор? Что-то давно вас не видно.

– Да всё работа. Трое суток дома не был, аврал, только сегодня отпустили.

– Ну ничего. Отдых пойдёт вам на пользу. Когда уезжаете? Завтра?

– Завтра, – машинально ответил я, чувствуя, как на меня снова накатывает смутная тревога. А он-то откуда знает?

– С Леночкой вашей случайно столкнулся на улице. Вот она и поделилась новостью, – поспешил объясниться он, словно прочитав мои мысли.

Я кивнул. Ну да, всё проще простого. Всё легко объяснимо. И нечего в колокола бить.

– А насчёт погоды не беспокойтесь, – продолжал он. – Это здесь льёт, как из ведра. А в Тверской губернии дождей нет. Гарантия. – Он кивнул на прощание и неторопливо зашагал по лестнице. Марс степенно потрусил на полшага впереди. – Приятного вам отдыха, Виктор. Заходите, когда вернётесь. Потолкуем.

Потолкуем? Гм… любопытно. За все эти годы это было первое приглашение к общению, выходящему за рамки обычного приветствия на лестничной клетке. Однако ядовитый укол вновь пробудившейся тревоги был вызван не этим.

Ведь Лене о Твери я ничего не сказал. Ни слова.

За ночь дождь перестал, а к утру шоссе даже успело просохнуть. Благо, ветер продолжал яриться, словно взбесившийся на цепи лев. Нам это было только на руку: я страсть как не любил езду по мокрому асфальту. Возникало такое чувство, что у тебя одновременно отказывали тормоза и клинило руль.

Лена о Твери не знала ничего. По крайней мере, до того момента, накануне вечером, как я изложил ей цель нашего путешествия – в той мере, конечно, насколько сам был осведомлён. По её реакции, по тем едва уловимым признакам, хорошо мне известным, я понял, что до сих пор она была в полном неведении.

Попытка отключить механизм дедуктивного мышления и плюнуть на всё с самой высокой колокольни удалась мне с великим трудом. Проклятые мысли так и лезли в голову, но укладываться в стройную систему никак не хотели. В системе явно не доставало каких-то важных звеньев. Откуда, откуда, чёрт побери, он мог узнать о Твери?