Маргарита Гуминенко - Звено цепи – 3. Точка невозврата

Сокольский отсутствующим взглядом посмотрел на Мотю.

– Хотелось бы лучше, – честно признал он.

Киппари поразглядывал его, кусая ус. Обычно живые, внимательные глаза Сокольского, сейчас прятались, полускрытые потемневшими веками. Напряжённо-осунувшееся лицо с резко проступившими скулами говорило о том, что ему действительно плохо. Так плохо, что он почти не контролирует свою мимику.

Мотя помолчал ещё. Сокольский вяло поглаживал пальцами серебристый корпус телефона, словно кошку, которая пригрелась на его постели.

– Хорошо, что у тебя мобильник оказался, – высказал Мотя и яростно почесал светлую бородку. Он в красках представил, что с утра поднимется в конторе. Подполковника Сокольского едва не пристрелили прямо под носом у его же сотрудников! Кошмар!

Телефоны у всей группы были «служебные», из разряда таких, которые выглядят скромно, а на деле включают множество функций, которых нет ни в одной гражданской модели. Правда, в эту ночь Сокольскому пригодилась всего одна полезная фишка, совершенно не уникальная. Он чуть оживился.

– А ты говорил – зачем мне такой мощный фонарик… Хорошо, не переложил на тумбочку, руку было лень протянуть. Что там с задержанным?

– Покоцали его слегка, но добрый доктор подлатал и отдал в добрые руки, – пошутил Мотя. – Ольгин с Капустиным потащили его на нашу штаб-квартиру.

– Как Данила?

Киппари сделал «губки бантиком», от чего его светлые усы встали дыбом, но потом ответил:

– А что с ним? Пару швов на рожу наложили, чтоб красоту не портить. Раззява!

– Брось. Если бы он не появился вовремя…

– Дан должен был рядом с тобой сидеть, а не по сортирам скакать! – резко перебил Матвей. – Если бы ты сам себе не помог – было бы три трупа.

– Почему три?

– Тот тип ухлопал бы тебя, а его и Данилу я бы пристрелил собственными руками, – кровожадно рассудил Мотя, но тут же расслабился, понаблюдал, как Сокольский делает попытки устроиться на койке поудобнее, и предложил: – Может, сестричку позвать? Пусть тебе какое-нибудь обезболивающее вкатит.

– Вот не надо! – Сокольский сразу перестал возиться и широко раскрыл глаза. – С него только спать хорошо… вечным сном. Потерплю.

– Тогда водяры?

– Боюсь, это – через труп доктора… – По губам Сокольского промелькнула короткая улыбка – Спрашивай уже.

– Ну, тогда давай, колись, – предложил Мотя. – Что там была за Катя, с которой ты ночью разговаривал, и что на самом деле произошло?

Сокольский забыл про ощущения и посмотрел на него вопросительно.

– Инга твой разговор подслушала, – пояснил Мотя, правильно истолковав его взгляд.

Сокольский осторожно вздохнул, никак не прокомментировав этот факт.

– Она правильно сделала, – ласково подсказал Мотя.

– Знаю. Катя вряд ли при делах.

– Слушай! – Вывести Мотю из себя было трудно, но возможно. – Мне плевать на твои шашни с криминальными дамочками, но не многовато совпадений на одну ночь? Сперва тебя сбивают угнанной машиной, и к этому причастна Крылова. Это ведь та самая Катя, которая секретарша покойного Горюнова? Я правильно понял? Потом в охраняемую больницу пробирается убийца со стволом и только чудом не успевает тебя ухлопать. Может, не будем ждать третьего раза?

Мотя настроился терзать шефа до победного конца, иного выбора не было. Сокольский снова осторожно вздохнул, и некоторое время смотрел в пространство перед собой.

– С наездом Катя кого-то подговорила, – ответил он негромко. – Не исключено, что нашла парня из числа бывших людей Горюнова, которых мы упустили. Своими руками она бы ничего не сделала. Но у неё не было цели меня убивать. А с этим ночным покушением… Извини, мне самому тут ничего неясно.

– Хорошо! – согласился Мотя, почувствовав, что Сокольский не намерен больше никого выгораживать. – Тогда рассказывай всё по порядку. Мне, как твоему заместителю, вести это дело, и я отсюда не уйду, пока ты не ответишь на все вопросы.

(1 января, около шести утра)

Допрос вёл Юра Капустин – тридцатипятилетний коренастый крепыш, подвижный как доберман и такой же зубастый. Никакого сочувствия к наёмному убийце, стрелявшему в его шефа, он не испытывал, что тот успел прочувствовать на своей шкуре.

Разбитая голова арестованного болела, табурет ему предоставили без спинки, прислониться не к чему.