Да, эта степь могла остановить любой мор, потому что она была сильнее! Неважно, коснулось тебя дыхание чумы или нет, пеший ты или конный, но солнце и жажда любого здесь доконают раньше, чем что-то другое! Под нами простиралось огромное кладбище. И наверное, чтобы на этих просторах выжить, чтобы добраться до обитаемых земель, нужно быть либо святым, либо отъявленным мерзавцем, но без помощи высших сил тут точно никому не обойтись! Я посмотрел на дали, вид которых за время полёта ничуть не изменился, и мне почудилось, что нас здесь тоже когда-нибудь найдут по останкам: по двум небольшим кучкам и по огромной груде устрашающего вида костей.
Воды в бурдюке оставалось на пару глотков мне и Якобу. Ужик, что за два дня отмахал больше, чем за целый месяц до этого, уже не столько летел, сколько планировал. Он поднимался как можно выше, а потом долго скользил на бреющем, копя силы и едва не касаясь лапами земли. Вот на одном из таких спусков нам улыбнулась удача: я разглядел в траве мёртвую лошадь. От животного осталась едва половина, а чуть поодаль лежало обклёванное птицами тело наездника.
Первым делом дракон выжег широкую полосу земли, на которую мы и сели. От лошадки не слабо попахивало, и Ужику пришлось её хорошенько прожарить огнём, причём со всех сторон. Изъеденный пернатыми всадник, точнее то, что от него осталось, мог быть зачумлённым, поэтому с выжженного участка степи мы сойти не решились. Немудрено, что от запахов и звуков драконьего обеда из падали, Якоба тотчас вырвало. Я чертыхнулся, ведь малец исторгнул из себя остатки пищи, а главное – воды, и даже если я теперь отдам ему свою пайку, он всё равно может не дотянуть до места. Удивительно, но Якоб повёл себя как взрослый: он не стал просить воду, а полез в дорожный мешок. Оттуда он достал какой-то сухой стебелёк, который тут же сжевал. Далее он извлёк два похожих друг на друга листочка. Один из них Якоб протянул мне со словами: «Вот, положи под язык, господин барон. Жажда отступит». Сам он проделал то же, что и предлагал мне. Я сунул этот листок под язык, всё ещё пребывая в дурном расположении духа.
Слава небесам, Ужик разделался с лошадью ещё быстрее, чем с коровами. Мне не терпелось убраться отсюда, ведь если говорить честно, то я тоже с трудом сдерживал рвотные позывы. А уже когда мы поднялись, только тогда я почувствовал необычайный прилив свежести во рту. Да, мальчуган оказался совсем непрост, точнее его бабка, что успела поделиться с внуком накопленными знаниями о травах!..
Лишь на исходе дня вдали показались горы в сумеречной туманной дымке. Я возблагодарил небеса и радостно потряс Якоба за плечо. Мы долетели! Похоже, мы переиграли и чуму, и эту бесконечную степь! Ужик, а я это чувствовал, тоже был рад. Дракону, как никому из нас, требовался отдых, да и несвежая конина, думаю, давала о себе знать. Я решил, что по прилёту сразу куплю ему нескольких молоденьких телят, если конечно, обитатели диких земель разводят скотину.
Когда мы подлетели ещё ближе, то у подножия гор стала видна тёмная лента широкой реки, а в небе, прямо напротив нас, появилась пара точек. Вскоре точки выросли и стали похожи на двух огромных птиц. Нас встречали драконы! Я ободряюще взял Якоба за руку и дал Ужику знак на посадку – это был общепринятый жест, показывающий той стороне, что мы прибыли с мирными помыслами и не намерены вступать в бой. Пока снижались, мы приблизились ещё на значительное расстояние, и уже можно было различить жилые постройки, тянущиеся вдоль берега реки. Земля под нами теперь была чистая – никаких тебе мёртвых тел, и мы сели посреди колыхаемой ветром травы.
На обоих драконах были всадники, но те почему-то не торопились опускаться. Они стали кружить над нашими головами, чем привели Ужика в бешенство. Внешне мой дракон оставался спокоен как скала, но от его зоба пошёл такой жар, что у меня взмокла спина. Якоб побледнел и прижался ко мне, он тоже понимал, что сейчас решается наша судьба.
Задирая с опаской головы к небу, мы и не заметили как нас обступили люди, что вдруг словно бы выросли из невысокой травы. Чужаки остановились на почтительном расстоянии, всё-таки Ужик был далеко не последним в племени драконов и страх вызывал у любого, кто имел глаза. А окружали нас какие-то оборванцы: все загорелые до черноты, в пыльных обносках и каждый второй босиком. Наконец, из всего этого сброда, что раньше я разогнал бы одним своим появлением, вышел вперёд коренастый мужчина. Одежда его тоже видала виды, зато он был в мягких кожаных сапогах и с толстой золотой цепью на открытой шее. Волосы его то ли поседели, то ли выцвели на солнце, а во рту, как показывала кривая ухмылка, не доставало двух передних зубов.
Читать дальше