Ростислав Самбук - Чемодан пана Воробкевича

Через несколько минут Дмитро сидел в комнате и с аппетитом ел колбасу и разные закуски, которыми славился стол его милости. Утолив первый голод, сообщил:

— Из города я, отче…

— Слышал, слышал, что ты там обретаешься…

— Так если слышали, прикажите работнику найти куренного. Господа, которые поехали в город, уладили свои дела и просили немедленно сообщить, где и когда встретит их куренной. Желательно где–нибудь поблизости от Злочного.

— Ох… ох… — закряхтел отец Андрий. — Чувствую, придется мне трясти свои старые кости в город…

— Не такие уж они и старые, — нахально возразил Дмитро, — да и бричка у вас, отче, дай боже…

— А тебе какое дело? — рассердился священник. — Лопай молча… Очень умными все стали!

Дмитру не хотелось ввязываться в спор, клонило ко сну, даже клюнул носом.

— Переспишь на сеновале, — заметил отец Андрий, — иди уж…

Заставный вышел во двор, немного постоял, но на сеновал не пошел. Небо было такое звездное, а воздух такой теплый, что становилось тоскливо от одной только мысли о крыше над головой. Дмитро вспомнил: метрах в двухстах от дома видел на поляне большую копну — не колеблясь, направился туда.

Свежее сено пахло медом, лекарственными травами — крепкий аромат кружил голову, и Дмитро долго не мог заснуть. Лежал уставившись в звездное небо, и ему почему–то хотелось плакать. На душе стало больно, на глазах выступили слезы и мешали смотреть на звезды. Дмитро вытер их рукой, размазал по щекам. Звезды напомнили ему, какой он маленький и беспомощный, так себе — жалкая козявка под вековыми шумящими соснами. И каждый может раздавить, никто и не заметит. Как раздавили тех… мать и дочку… Кажется, ее звали Галей. Вспомнил ее полные ужаса глаза. Боже мой, как она не хотела умирать! А Хмелевец поднял руку — и все. Дмитро скрипнул зубами, повернулся на бок и заплакал обычными мальчишескими слезами, всхлипывая и трясясь всем телом.

Слезы несколько успокоили его. Закопался в мягкое душистое сено и заснул, как ребенок: сладко, без снов, причмокивая губами.

Под утро его разбудили голоса. Открыл глаза и, по лесной привычке, не шевельнулся, чтобы не обнаружить себя. Сразу узнал голос отца Андрия. Он рассказывал:

— Говорит, что господа, с которыми он ездил, уладили свои дела и должны вернуться. Хотят доехать до Злочного поездом или машиной, и чтобы где–то там вы их ждали…

— До Злочного, говоришь… — Это голос куренного Грозы. — Лесами можем добраться до самого Злочного. Хорошо, так и будет. Неподалеку от шоссе есть село Путятичи, от него на север километрах в двух — дом лесника. Пусть приезжают в Путятичи и от восьмидесятого километра идут лесом прямо на север. Выйдут к дому в лесу, спросят лесника Сенькова. Он и проводит к нам. — Гроза вздохнул, зашелестел сеном, садясь. — Устал я что–то, не высыпаюсь…

— Да и когда выспишься? Охотятся на тебя, как на волка, — поддакнул кто–то тонким голосом.

«Сотник Отважный», — определил Дмитро. Надо было бы сразу признаться, что слышит их разговор — куренной никому не прощал таких вещей, — но удобный момент уже прошел, и парень притаился, чтоб не выдать себя.

— До Злочного лесами двое суток, — рассуждал Гроза. — Надо собраться, значит, двинемся послезавтра на рассвете. Тут такие леса, что знающий человек может и днем идти. Будем там через два дня, ночью, и подождем еще два. Пусть рассчитают…

— Когда вы поедете, отче? — спросил Отважный.

— Завтра во второй половине дня. Чтобы успеть в Злочном на ночной поезд.

— Где же наш парень? — поинтересовался куренной.

— Спит на сеновале.

— Скажешь, пусть идет в Овчарову Леваду. Там у нас склад, оттуда и двинемся. Днем побудет у тебя — пусть отсыпается, а вечером — прямо в Леваду. — Помолчали. — Значит, брат, мы с тобой уже не увидимся… — вздохнул куренной.

— Бог разлучает, бог и сводит… — неопределенно ответил отец Андрий.

— Возьми вот… — Куренной закряхтел, видимо, тащил что–то из кармана. — Деньги тут, нам они уже ни к чему, а тебе пригодятся.

— Спасибо! — растрогался его милость. — Спаси тебя бог…

— Поцелуемся на прощание!

Поцеловались, и отец Андрий сразу заспешил.

— Заутреня у меня сегодня, — начал оправдываться, — да и по хозяйству надо…

— Иди уж, иди, — отпустил куренной, — и не забудь все растолковать там…

— Слава Иисусу, еще память не отшибло!

Отец Андрий ушел, Гроза и Отважный остались. У Дмитра затекла нога, но он боялся пошевельнуться.

— Куда мы сейчас? — спросил Отважный.