Дмитрий Янковский - Операция «Караван». Цикл «Охотник»

Странное дело, ведь дельфины в шторм вроде бы чутье не теряют. Ничего подобного я не читал в литературе тех лет, когда океан для человечества еще не был закрыт. А вот твари теряли. И если бы не эта особенность, нам бы не удалось уйти с дрожащего от вулканического извержения острова на «Принцессе Регине».

Тогда нас с Ольгой тоже спас шторм. Мне трудно было вспоминать страшный день, когда мертвые спасали живых, поэтому я поспешил отогнать нахлынувшие воспоминания. Хотя помнить было необходимо. Тот день и гибель отца во многом сформировали мою одержимость Большой Охотой. Впрочем, теперь этот старый мотив не был единственным. Да и главным он тоже не был.

Скорее всего люди, проектировавшие биотехнологических тварей, не стали тратить усилия на противодействие штормовым помехам. Действительно, зачем? Топить корабли можно и в тихую погоду. Какой смысл попусту напрягаться? В общем, у меня был свой мотив, у биоинженеров свой.

А вот каким был мотив Алекса – я понять не мог. Он просто примкнул к нам и все. Как он любил говаривать, ему по фану было с нами тусить. Но фан фаном, а работал он не меньше нашего. Он скрупулезно изучал каталог биотехов, который мы составляли с Ольгой на эмпирическом опыте боевых столкновений трехлетней давности, он ездил на завод забирать заказанное оборудование, он тренировался в стрельбе из гарпунного карабина в затопленных штольнях на базе, помогал делать ремонт в помещениях базы, исправно нес наряды по камбузу и делал множество других полезных, но трудных вещей.

Зачем оно ему было надо, я понятия не имел. Но это не было праздным вопросом, поскольку я был уверен, что мотивом человека можно измерять его надежность.

В отличие от бюрократов я прекрасно понимал, что за деньги человек в принципе не может хорошо работать. Нет, деньги он получать может, и должен их получать, но они, как у любого хорошего наемника, не могут быть главной причиной для несения тяжелой или опасной службы.

Основной причиной должен быть некий бзик, фанатизм в огромной мере, а если говорить попросту, то одержимость. Состояние, когда ты не можешь чего-то не делать, платят тебе деньги за то или нет. И Алекс делал. Причем в его надежности мне еще ни разу не пришлось усомниться.

В конце концов, чтобы дать себе хоть какое-то вменяемое объяснение, я решил, что мотивом Алекса является адреналиновая зависимость. У меня был повод так думать, потому что половину своей жизни он занимался виндсерфингом на закрытых водоемах. А по экстремальности этот вид спорта не слабее того же дайвинга. Во многом даже экстремальнее. Скорости там огромные, когда парусная доска выходит на глиссирование, а сноровка в управлении нужна та еще. Я прекрасно знал, насколько твердой бывает вода на скорости свыше двадцати пяти узлов.

Впрочем, дело не в скорости. А в том, ради чего человек занимается этим. Опять же, мотив.

Одно дело спорт и победа. Но Алекс катался сугубо для собственного удовольствия и на соревнованиях заявлялся редко. Несомненно, он был адреналинщиком. И наша Большая Охота, мне кажется, манила его именно возможностью сделать небывалый для него раньше впрыск. Ну что же… Сегодня он сполна получит в кровь этот гормон.

Вскоре мы были готовы. Сердце у меня колотилось, как водомет на малых оборотах, а по мышцам пробегала едва заметная дрожь избыточного тонуса.

Я понимал, что сегодня мы просто обязаны победить. Не умереть или победить, а именно победить. Потому что от этой победы, как ни странно оно звучит, зависела не только наша судьба.

Мне нужно было доказать этим проклятым бюрократам, что человечество имеет право на океан. И что оно получит его, если открестится от предрассудков и наберется смелости предпринять хоть какие-то усилия.

Но человечество слишком инертно, чтобы делать что-то сразу и очертя голову. Оно осторожно. И всегда идет по следам одиночек. Безумцев, как оно их называет. В общем, чтобы вернуть человечество в океан, мне надо сегодня сунуться туда самому. Иначе не выйдет. Никакими уговорами. Никакими доводами и никакой логикой. Я это понял за три года. Все. Время вышло.

Со стороны леса раздался звук турбин гусеничного вездехода, с деревьев взмыли в штормовое небо спрятавшиеся от непогоды птицы. Через пару минут на раздолбанной бетонке, которая вела когда-то к океану, показался новенький турбо-трак с эмблемой муниципалитета на лобовом обтекателе. Стекла были дымчатыми, сидящих внутри разглядеть было решительно невозможно. Мы с Алексом замерли.